Сердце странника
Шрифт:
— Как сыр, говоришь?
— Разве нет? Чем плохо? Мы же о тебе думали. Да и о будущем. Ты у нас тут за Штирлица, — хихикнул он. — Такая квартирка пропадает…
— Не твоя квартирка, — заметила она холодно.
— А что — твоя, хочешь сказать? — прищурился сын.
— И не моя, — ответила Зоя спокойно. — Анжелики Федоровны.
— Хитра ты, мать, — скривился он и подошел совсем близко, пытливо шаря глазами по ее лицу. — Ох, хитра! Прямо как не знаю кто. Посмотришь и не скажешь, что в тебе ума столько. На целое правительство хватит. Че, сама к рукам квартирку-то решила прибрать, да? Все ждешь, как паук какой-то.
Ждала Зоя этих слов. Знала, что скажет. Не один год ходил вокруг да около. Сначала Наинку с внуками подсылал. Если бы она не знала невестку в иные времена и при иных обстоятельствах, могла бы подумать, что нет женщины более приветливой и более почтительной. Все сокотала про трудности, как этот сейчас, — на мысль, значит, наводила. Потом сынок сам подкатил. Теперь вот совсем проходу не дает.
— Скотина ты безрогая, вот что я тебе скажу, — ответила она, открывая дверь подъезда. — Я в жизни ничего чужого не брала. И вам заказывала. Но вы ведь умные! Поумнее меня. Все знаете, все понимаете. А я дура старая. О ком же мне еще было думать, кроме как о вас? Видишь, как от думок этих разбогатела? Прямо вся в миллионах. Куда девать, не знаю.
— Не хочешь по-хорошему, да? Так я могу официально права предъявить. Как-никак сын его. Квартира мне достанется, но только тебе уж выгоды никакой не будет, учти.
— Официально! Права! — засмеялась она. — Какой ты сын? Чей? Где это записано? Не смеши людей, Мишенька!
— Так, значит, не хочешь помочь? — насупился он.
— Такой помощи от меня не жди. Вышла вся помощь. Растратилась.
— Ну, и куда же ты денешься, ежели старуха тебе квартиру не отпишет?
— А на паперти сяду. Христа ради просить буду, а к тебе не приду, сынок.
— Тогда смотри, мать. Как бы тебе не просчитаться.
— Не просчитаюсь. Грамотная.
— Ага, ага. Ладно. Бывай тогда здорова.
— Уж постараюсь, — кивнула Зойка, входя в подъезд. Сын!
И смеяться хотелось, а горло будто сдавил кто. Обида затаившаяся, старая, так и норовит сердце разбередить.
Вот живет человек, все имеет. Ан нет! Подавай еще. И чего им с Наинкой не хватает? Дачу отгрохали, квартиру двухкомнатную, которую Михаил Степанович для нее, Зойки, выхлопотал, на трехкомнатную разменяли с доплатой, машина и у него, и у Наинки. Внуки одеты-обуты. Что еще надо? Так нет! О старухе вспомнили. Квартирка пропадает в центре города. А вот фигушки вам!
«Обезьянник». Именно так менты именовали свое чудное решетчатое изобретение для изоляции всех, кто так или иначе попадал к ним.
Витек на своем веку успел побывать во множестве таких «обезьянников». И не потому, что там ему нравилось. Совсем наоборот. Сквозняки, неизменные растрепанные девки и окровавленные бомжи — не самая приятная компания на свете. Но менты считали это сборище вполне приемлемым для пацана, искавшего приключений.
Витек уже несколько часов сидел в уголке на скамейке рядом с дремавшей девицей в кожаной мини-юбке и рыженькой шубке по пояс и напряженно следил за жизнью ментовского участка, куда его привезли прямо из аэропорта.
В аэропорту, куда Витек прибыл в три утра, его встретил полноватый капитан, чей вид не оставлял сомнений в том, что он с куда
«Ну, путешественник, здорово, — со слабой улыбкой сказал капитан, принимая сопроводительные документы у одного из членов экипажа. — Слыхал, слыхал о твоих подвигах. Наши тут уже факс от американцев получили и перевели. Засранец, оказывается, и в Америке такой же. Пошли, что ли. Поспишь до утра в детской комнате. Утром за тобой приедут из распределительного пункта».
Витек устало последовал за ним, оглушенный, вялый, дрожащий из-за смены часовых поясов. Он не замечал удивленных взглядов немногочисленных пассажиров, которые могли только догадываться, куда и почему милиционер ведет хорошо одетого мальчишку с сумкой.
Капитан с ухмылкой поглядывал на него.
— Чего в Америке-то не сиделось, чудик? Глядишь, сделали бы из тебя человека.
— Я и так человек, — лениво отозвался Витек, не произнесший ни слова после того, как простился со своим бывшим уже приемным отцом.
— Да? — еще больше ухмыльнулся капитан. — А по-моему, говнюк ты маленький, а не человек. Эх, жаль, не мой ты сын. Я бы из тебя все дерьмо вышиб в два счета.
— Это еще неизвестно, кто из кого.
— Поговори у меня, — беззлобно и даже как-то радостно пригрозил капитан, пропуская его в дверь с надписями «Пункт общественной безопасности» и «Милиция». — Цацкаться с тобой не буду. Коршня под зад, и все дела. Понял?
Витек не ответил.
Проведя его по длинному коридору мимо множества закрытых комнат, капитан остановился у одной двери, отпер ее и подтолкнул парня в темноту. Вспыхнул свет. Витек увидел расписанные масляными красками стены с Винни Пухами и Чебурашками, пестрый ковер на полу, детские шкафчики, низкие столики и ящики с игрушками.
— Кровати вон там, — указал капитан на другую дверь в дальнем углу комнаты. — Они маленькие, но ты поместишься. Захочешь пожрать, в холодильнике котлеты, бутерброды и газировка. От сердца отрываю. Жена любимая собирала. Цени.
— Вот сам и жри свои бутерброды, — буркнул Витек и тут же получил увесистую затрещину.
Витек и сам не смог бы сказать, что вывело его из себя в ту секунду. То ли бесцеремонность аэропортовского мента, то ли эта будто игрушечная комната, в которой предстояло провести остаток ночи, то ли запоздалая реакция на все происшедшее с ним за эти несколько часов. Но факт оставался фактом — Витек саданул своей добротной американской обувью прямо по ментовской коленке, отчаянно вопя и вдобавок размахивая кулаками. Результат оказался вполне ожидаемым — приехала патрульная машина и увезла Витьку в город. А там в отделение и — «обезьянник».
— Слышь, пацан, у тебя закурить не будет? — обратилась к нему пропитая личность в рваном пальто и с оцарапанной щекой.
Витек слышал вопрос, но не удостоил внимания. Любая услуга, оказанная такой личности, могла спровоцировать длинное повествование на тему: «как и из-за каких б… я докатился до такой жизни». Витек в повествованиях не нуждался. Он строил планы побега. По большей части фантастические и перемежавшиеся со снами, в которые он то и дело проваливался, лишь краем уха слыша голоса, звон ключей, смех милиционеров, топот ног, чей-то плач, мат и хрипение рации в застекленной дежурке.