Сердце в огне
Шрифт:
Глеб сжал кулаки. Да, какая разница, что о нем подумают! Пусть сначала переживут то, что пережил он, причем дважды, а там посмотрим! Глеб чувствовал, как всем телом он непроизвольно развернулся в сторону Анны. Как чуткий радар пытался поймать, пусть даже слабенькую, едва уловимую волну покоя, исходящую от нее. И в какой-то момент показалось — вот оно! Но ощущение было таким тусклым, что он чуть не застонал. Как если бы человеку, мечтающему попробовать тропический фрукт, подсунули пресный и безвкусный суррогат. Он испугался: а что если и не получится больше испытать блаженный покой?
Глеб заерзал на стуле. Получилось шумно и заметно, но он понадеялся, что спишут на волнение перед
Совещания всегда тянулись медленно, а сегодняшнее казалось бесконечным. Наконец, он услышал заветное: всем спасибо, можете приступить к работе. Сотрудники потянулись к выходу, радуясь, что можно ненадолго размять затекшие тела. Сегодня управляющий был в ударе и особенно изощренно изгалялся над подчиненными. Наверняка не последнюю роль в этом сыграла Анна. Красовался перед ней, перья распушал, демонстрируя себя, как компетентного и сурового руководителя, без которого вся работа рухнет.
Глеб нарочно пропустил всех вперед. Анна стояла у стола и внимательно слушала Петра Сергеевича. Тот заливался соловьем и всё норовил прикоснуться к руке женщины. Сверкая нешироким гладким браслетом на запястье, рука ускользала мимолетным движением. Глебу стало жарко. Ему хотелось убить шефа, потому что сейчас он питается энергией, предназначенной для него. Нагло и беспринципно отбирает его пищу! Глеб поджал губы и вместо того чтобы пойти к выходу, начал обходить стол с другой стороны. Ему было просто необходимо оказаться рядом с Анной, причем, как можно ближе. Если он сейчас ничего не почувствует, то и попыток завладеть ее вниманием больше не будет.
Заметив маневр Глеба, Анна удивленно приподняла бровь, потом улыбнулась и прищурила глаза. Теплое васильковое облако окутало мягким одеялом, залетело внутрь, взбудоражило память сердца. Глеб почувствовал, как по коже поползли приятные мурашки. Так бывало в детстве, когда мама перебирала его волосы перед сном.
— Вы что-то хотели еще уточнить? — неприветливо процедил Петр Сергеевич, вторгаясь в чужую вселенную.
— Нет. Извините, — громко ответил Глеб.
Он пошел к раздвижным матовым дверям, они напомнили ему двери турецкой больницы. Но внутри ничего не екнуло. И это была заслуга Анны. Глебу захотелось рассмеяться в голос, будто он надышался веселящим газом. Голубой поток смыл всю муть, растворил ее, распылил на мелкие, почти невидимые, частицы.
В коридоре Глеб остановился у кулера и принялся ждать. Вдруг ему повезет, и он сможет перекинуться с Анной хотя бы парой слов. Неважно, о чем будут эти слова. Хватило бы простого — «привет». Лишь бы не лишала его источника жизни. Медленно цедил маленькими глотками холодную воду. Ждал. Двери кабинета разъехались, сердце подпрыгнуло, зависло у горла и разочарованно скатилось вниз. Рядом с Анной по-хозяйски шествовал Петр Сергеевич. Сейчас еще сделает при ней замечание, что он до сих пор не на рабочем месте. Глеб отвернулся, надо уходить. Он и раньше недолюбливал управляющего с его дурацкими правилами и необоснованными придирками, а сейчас просто возненавидел.
— Благодарю вас, Петр Сергеевич, — раздался хрустальный голос Анны. — И не смею вас больше отвлекать.
—
— Ни к чему, — хрусталь покрылся легким слоем инея. — Я прекрасно знаю, где находится отдел маркетинга.
Снова раздалось гудение, на этот раз слегка огорченное, и Петр Сергеевич скрылся в кабинете. Глеб напряженно ждал, спиной чувствуя приближение Анны. Стук ее каблуков отдавал нервными импульсами по всему телу, словно бил по голому мясу. В горле пересохло, хотя только что был выпит целый стаканчик воды. На задворках сознания вдруг ярко проявился образ Жени у водопадов… где уже пошел отсчет часов, минут, секунд до трагедии. Беды, которая прямо сейчас безжалостно уничтожает их настоящее.
— Привет.
Глеб обернулся. Силуэт Жени замерцал и растаял в шлейфе горьковатого парфюма другой женщины. Глеб тихо выдохнул, точно схватился за спасательный круг. Когда человек тонет, совершенно неважно, за что уцепиться, главное, выжить.
— Выпьем кофе?
И опять она ведет партию.
— Да…
Анна кивнула и устремилась дальше по коридору.
— Там… на совещании… — сказал ей в спину Глеб.
— Не важно, — не оборачиваясь, ответила Анна. — В полпервого, в кофейне на той стороне улицы.
Глеб смотрел в экран компьютера и не видел ничего. Снова обрушился на него шквал сомнений. Придавил тяжелыми камнями, не дает больше ни о чем думать. Еще можно всё прекратить. Позвонить, отказаться от встречи или пойти и объяснить, что там, в баре, он проявил слабость, что он просто сильно устал, что на самом деле у него всё хорошо. Главное, себя в этом убедить. И выбрать. Покой, дарующий силы жить или ежедневное преодоление себя в надежде на изменения.
Нет, о выборе лучше не думать. Он чувствовал себя так, будто попал в безумную игру. Перед ним стеклянная дорожка, а под ней бездна. По условиям игры нужно пройти и выжить. Какие-то стекла настоящие, другие — лишь иллюзия, созданная в пространстве. На первый взгляд, они неотличимы. Нужно шагнуть и удержаться. Или рухнуть вниз. В помощь — только интуиция и удача. Но в игре ты отвечаешь только за себя. А когда нужно сделать выбор, который неизбежно коснется другого? И что бы ни выбрал, потом всё равно будешь мучиться и думать, думать, думать: а правильно ли я сделал?
Почему это случилось именно сейчас и именно с ним? Он думал, он справится сам. Ведь он мужчина. Он привык преодолевать трудности. Ни разу не сдался и не отступил. Он всегда презирал тех, кто предавал женщину, оставлял ее в болезни или слабости. Он упивался своим благородством и самодовольно поглаживал свое эго: я-то не такой. У него всегда был план, которому он следовал, и если случались отклонения, то были они незначительны и при должном усилии быстро корректировались. Но пришел огонь. Все планы превратились в пепел, а заодно сгорели и его благородство, и осуждение тех, кто не выдержал когда-то и ослабел. И вот теперь слабым стал он. Жизнь перевернулась и очередной раз доказала, что человек ничем управлять не может.
Раздался громкий щелчок. Карандаш, который Глеб сжимал в пальцах, треснул пополам. Он так задумался, что не заметил, как сломал его. Карандаш был блестящим и новым. Только сегодня его взял из коробки. «Вот и я, как эта деревяшка, — усмехнулся Глеб, — сверху прочный, а чуть надавили — и в щепки». Он попытался соединить два зазубренных края. Они хорошо подходили, и только отколовшаяся краска, без прикрас демонстрировала место разлома. Глеб снова отделил один огрызок от другого. А ведь каждая из этих частей может остаться карандашами. Одному нужно аккуратно отпилить некрасиво торчащие щепки, а другому — заточить грифель. И пожалуйста! Они еще послужат! Это ведь тоже выход…