Сердце воина

Монк Карин

Роб стоял перед гобеленом, изображающим легендарный пожар, желая, чтобы Макфейн подтвердил или опроверг его слова. Малькольм не стал смотреть на свои руки, опасаясь, что не увидит на них шрамов.

— Вспомни, как однажды ты наткнулся в лесу на четверых громил, мучивших беззащитную девушку, — продолжал Роб. — Им не поздоровилось. Узнав же, что отец колотит дочь за то, что она опозорила семью, ты проучил отца, а девушку забрал в свой замок и дал ей фамилию Макфейн, и она спокойно жила под твоим покровительством. Помнишь?

Воин обреченно смотрел в серые мальчишеские

глаза и видел в них восхищение и вызов. Казалось, Роб очень дорожил этими сказками и не мог смириться с тем, что Малькольм недостоин их.

— Нет, — признался воин, удрученный тем, что ему не по силам вспомнить свое героическое прошлое. — Забыл.

Роб покачал головой — не то от злости, не то от разочарования.

— А потом ты убил кабана, погнавшегося за мальчишками…

— Это-то ты откуда знаешь? — Малькольм внезапно сел. — Ведь я не вышел из укрытия, и мальчишки так и не узнали, что им угрожала смерть.

— Об этом мне рассказал Элпин. Его посетило видение.

Малькольм недоверчиво фыркнул.

— Верить или нет — твое дело. А потом старец увидел, как ты приходишь к нам.

— Раз мое появление предопределено, почему Маккендриков так опечалило мое состояние?

— Потому что он не сказал, что ты придешь… таким. Иногда Элпина посещают очень туманные видения.

— Хорошая отговорка на тот случай, если все получается не так, как он предсказывает, — заметил Малькольм.

— Дело не в том, веришь ли ты в предсказания Элпина! — нетерпеливо воскликнул паренек. — Главное — сумеешь ли ты научить мой клан сражаться.

— То, что я сегодня увидел, убеждает меня: никому не удастся превратить твоих соплеменников в воинов. — Малькольм обреченно махнул рукой. — Даже самому Черному Волку в его звездный час.

— Да, у Маккендриков нет склонности воевать, — согласился Роб. — Но ведь и ты не всегда вел в бой только самых сильных, тех, кого легко обучить?

— Конечно, поначалу многим не хватало силенок, но среди Макфейнов не было ни одного, кто опасался бы поставить или заработать синяк-другой.

Роб нахмурился:

— Значит, эту трудность тебе придется преодолеть. Как обучают людей, боящихся пораниться и поранить других?

— Их вообще не обучают! — отрезал Малькольм. — Их заставляют работать: делать оружие, укреплять стены. Разве что…

Он запнулся. Возможно, способ справиться с малодушием Маккендриков все же существует. Малькольм поднялся, ощущая хмельной туман, нашел на столе бумагу и перо и начал делать какие-то наброски. Сначала на бумаге появился рисунок, потом — пометки.

— Отнеси это Дункану и Эндрю, — сказал он. — Пусть изготовят две штуки к завтрашним занятиям. Ваши плотники — мастера на все руки, у них на работу уйдут считанные часы. Вдруг это поможет возбудить у Маккендриков необходимую для сражения ярость?

Роб потянулся за листком, но внезапно замер.

— Что еще? — нетерпеливо спросил Малькольм.

— Ничего. — Мальчишка взял рисунок и открыл дверь. — Просто я увидел твои руки.

Дверь закрылась. Озадаченный Малькольм взглянул на свои руки, испещренные рубцами. Огонь оставил на коже неизгладимые следы.

Глава 5

Ариэлла

вздохнула и зарылась лицом в подушку, прячась от первых проблесков утреннего света. Однако настойчивый стук окончательно рассеял ее сон, и она нехотя открыла глаза. Встав с кровати, девушка пошла к окну по холодным каменным плитам. Посреди двора дюжина мужчин, следуя указаниям Гэвина, Дункана и Эндрю, сколачивали два деревянных сооружения, похожих на эшафоты, которые она видела накануне вечером на рисунке Макфейна. Снедаемая любопытством, Ариэлла стащила с себя ночную рубашку, бросила ее на кровать и поспешно облачилась в грязное тряпье, превращавшее ее в Роба: рубаху, клетчатую юбку и стоптанные башмаки. Преодолевая отвращение, она зачерпнула в очаге горсть золы и выпачкала себе волосы, лицо, ладони и лодыжки.

Внезапно дверь ее спальни отворилась. Девушка по привычке склонила голову набок и подняла плечи, изображая неуклюжего подростка.

— Дункан не разрешает мне играть с большими куклами, — капризно сообщила Кэтрин. — Какой плохой!

— Что за большие куклы? — осведомилась Ариэлла, радуясь, что может пока не корчить из себя мальчишку.

— Вчера вечером он велел Агнес, Элизабет и Меган сшить больших кукол. Поутру я нашла их в зале на столах. Элизабет сказала, что все готово. Только они забыли, нарисовать куклам лица. Куклы получились грустные. Я принесла краску и нарисовала им рожицы вот с такими улыбками! — Девочка улыбнулась до ушей. — Смотрю — а где же у них волосы? Представляешь? — Девочка изобразила недоумение. — Пришлось рисовать волосы. Изабелла получилась брюнеткой, вроде тебя, а Флора — красавицей блондинкой, как наша Элизабет. Вышло замечательно. Но когда у них появились лица и волосы, я поняла, что они совсем голые. Моя одежда на них не налезла, поэтому я пошла за этим к Агнес. Я знаю, она не против. Наряжаю я Изабеллу в чудесную красную рубашку, как вдруг появляется Дункан и давай кричать: «Что ты наделала?» Я сказала, что оставлять кукол в зале голыми нехорошо, а он вопит: «Это тебе не куклы! Не смей трогать!» Что ты на все это скажешь?

С этими словами Кэтрин плюхнулась к ней на кровать.

— Я с ним поговорю. — Ариэлла едва не расхохоталась, заподозрив, для чего нужны эти куклы. — Но и ты хороша, Кэтрин: как можно трогать чужое?

— Они такие печальные! Лежат себе с белыми головами… Даже глядеть им было нечем.

— Все равно, они не твои. Понравилось бы тебе, если бы кто-то решил, что твою Матильду надо обрить или перекрасить в другой цвет?

Девочка прижала к груди куколку, с которой никогда не расставалась.

— Пусть только попробуют! — воскликнула она.

— А чем Дункан хуже тебя? Он поручил женщинам сделать кукол именно такими, и это никого не касается. Поняла?

Кэтрин кивнула, огорченная, что сестра не на ее стороне.

— Вот и хорошо. — Ариэлла подсела к ней и прижала к себе.

— Долго тебе еще ходить такой уродиной? — спросила Кэтрин, морща носик.

— Пока у клана не появится новый лэрд, ни один чужак не должен знать, что я жива, иначе Родерик нагрянет снова.