Сердце, живущее в согласии
Шрифт:
Среди привычных звуков чего-то недоставало. Не слышалось куриного квохтанья. Странно.
– А где куры? – спросила она.
– В курятнике, – ответил Тхар Тхар и опустил глаза.
– Ты не ошибаешься? Заснули они, что ли?
Не поднимая взгляда, Тхар Тхар кивнул.
Ну Ну прошла к курятнику и прислушалась. Не услышав ни звука, она присела на корточки и заглянула внутрь. В углу молчаливо хохлились три куры.
– А где остальные? – поднимаясь, спросила Ну Ну.
– Исчезли, – шепотом ответил Тхар Тхар и отвернулся.
– Что
Тхару Тхару нравилось возиться с курами, он считал их своими друзьями. Что-то здесь не так.
Ну Ну недоверчиво смотрела на сыновей.
– Он их продал, – глухим голосом произнес Ко Гуи. – Одну за другой.
– Что?
Тхар Тхар молчал, вперившись в землю. Ну Ну осторожно приподняла его подбородок, по щекам мальчишки катились две слезинки, дрожала нижняя губа. Он закрыл глаза, а слезы продолжали течь.
– Зачем ты их продал?
Молчание.
– Тхар Тхар, я тебя спрашиваю.
Ответом ей была глубокая, почти невыносимая тишина.
– Потому что соседи больше не давали нам взаймы ни денег, ни риса, – шепотом объяснил Ко Гуи.
– Иначе мы бы голодали! – Выкрикнув это, Тхар Тхар бросился в дом.
Ну Ну задумалась над услышанным, в голову пришла грустная мысль, которую она постаралась тут же забыть.
– Но у соседей есть свои куры. – Она повернулась к Ко Гуи. – С какой стати им покупать чужих? Ты можешь объяснить?
Старший сын кивнул:
– Они не хотели покупать или предлагали гроши. – Ко Гуи замолчал и потом совсем тихо продолжил: – Тхар Тхар сворачивал курам шею, ощипывал, потрошил и продавал на рынке.
Глава 16
Ну Ну проснулась, когда только начинало светать. В очаге уже горел огонь, и кто-то хлопотал над котлом. Во дворе щебетали ранние птицы. Ну Ну повернулась на другой бок, рядом спал Ко Гуи. Вскоре она услышала голоса послушников у калитки. Зачем они до сих пор приходят сюда? Она не помнила, когда в последний раз выходила к ним с подаянием. Ответ Ну Ну получила сразу же – увидела Тхара Тхара, спешившего во двор с большой миской риса. Значит, младший сын все эти месяцы готовил монахам еду? Где он ухитрялся доставать рис, если им самим едва хватало? Загадка без разгадки. Ну Ну снова заснула.
Второй раз она проснулась, когда на дворе ярко светило солнце, а птицы, забыв про песни, прятались от жары. Ну Ну встала. Ко Гуи еще спал, возле очага стояла кастрюля с рисом и еще теплым карри.
Тхара Тхара в хижине не было. Встревоженная Ну Ну спустилась во двор, заглянула в курятник, птицы посмотрели на нее вопросительно.
Младшего сына она нашла в соседнем дворе. Услышав его звонкий голос, Ну Ну пролезла через дыру в живой изгороди. Тхар Тхар сидел в тени старого фигового дерева, рядом громоздилась высокая, в человеческий рост, кипа сухих бамбуковых листьев и травы. Ее сын плел циновку.
– Ты что здесь делаешь? – удивилась Ну Ну.
– Помогаю У Зхау, – негромко ответил
Внезапное появление матери не обрадовало мальчишку.
– Твой сын – очень умелый плетельщик. Я взрослых таких не видела, – сказала вышедшая из дома соседка. – И сделать много успевает, – добавила она, многозначительно поглядев на мать.
Взгляд этот означал, что сноровистостью Тхар Тхар пошел не в нее.
Тхар Тхар вернулся к работе. Его пальцы так и летали над циновкой, переплетая листья с пучками травы. Только сейчас Ну Ну заметила, что крыша соседского дома заново покрыта, а к дереву прислонена половина другой крыши.
– Приятно посмотреть на ваш дом. А зачем вторая? Решили сделать двойное покрытие? – спросила Ну Ну.
– Нам и одного хватит. Эту мы продадим.
– Кому?
– Кто купит.
– И за сколько?
– За двести кьят.
– А сколько мой сын получит за работу?
– Двадцать кьят. Но он их не получит. Он отрабатывает деньги, что брал у нас взаймы.
– Двадцать кьят? – Ну Ну с трудом сдерживала гнев. Она хотела заглянуть сыну в глаза, но тот сидел не поднимая головы. – И долго ему еще отрабатывать?
Соседка задумалась:
– Если будет работать с таким проворством, как сейчас, за месяц управится.
Трудно поверить, чтобы у мальчишки, которому не исполнилось и десяти, были такие мозолистые руки. Пальцы с обломанными ногтями и покрасневшими подушечками, до крови исколотыми острыми травинками. Ну Ну и Ко Гуи сидели у очага, Тхар Тхар устроился поодаль. Ну Ну допытывалась, давно ли он работает на соседей и когда точно закончились деньги, оставшиеся от заработков Маунга Сейна. Не задолжали ли они еще кому-то в деревне? Тхар Тхар молча шевелил палкой угли в очаге.
Ну Ну впервые задумалась над тем, как жить дальше. Даже если всем троим взяться за плетение циновок, много денег им не получить, а работа тяжелая. Все сбережения давным-давно потрачены. Продавать им нечего, разве что трех оставшихся кур и заржавелые инструменты Маунга Сейна. Поле лежало невспаханным, никто из них не разбирался в крестьянском труде. На помощь односельчан рассчитывать больше не приходится. Их семья пострадала из-за плохой кармы Ну Ну, накопленной многочисленными неправильными поступками. Ничего не исправишь, и бесполезно ждать от кого-то сочувствия. Ну Ну не осуждала односельчан. На их месте она повела бы себя точно так же.
– Надо возделывать наше поле, – вдруг сказал Тхар Тхар, словно прочитав мысли матери.
Ну Ну кивнула и тут же спросила:
– А как?
– Как и все, – ответил Тхар Тхар.
– Это тяжелый труд. На своем горбу испытала, уж можешь мне верить.
– Знаю. Но я всегда смотрел, как работает отец.
– Это было давно. Ты уже все забыл.
– Кое-что помню.
– Надо попробовать, – вмешался в разговор Ко Гуи.
– Ты прав, – согласился Тхар Тхар. – Поле у нас большое. Если справимся, оно нас прокормит.