Сердце зимы
Шрифт:
– Может быть, – задумчиво протянул он, не став вступать в спор. – Нам что-то недоговаривают, уверен.
– И я всю ночь тревожился. Здесь пахнет непролитой кровью. – Банрут обвел всех собравшихся за столом тяжелым взглядом.
– Здесь воняет козьим дерьмом. Мы ехали в Берол – и сегодня же планировали продолжить путь, – на всякий случай напомнил Раш и, видя, что таремка не собирается прикасаться к своему завтраку, подвинул ее тарелку к себе.
Больше за столом никто не проронил ни слова. Они закончили трапезу, изредка обмениваясь короткими взглядами. Раш чувствовал такое
Вскоре к ним подсел мужчина. Борода и густые косматые брови, нависшие над глазами, не давали угадать его возраст. На общем наречии он действительно едва связывал пару слов, но Миара, окончательно поборов хмельную слабость, поговорила с ним на северном наречии. Они обменялись несколькими фразами, охотник выглядел угрюмым и недовольным.
– Может, будешь так добра и посвятишь нас в разговор? – Арэн никогда не одобрял, если что-то решалось за его спиной.
– Он сказал, что будет ждать у ворот в полдень. Их Мудрая будет говорить со старостой и собирает всех жителей Яркии. Раньше он с места не двинется.
– Еще как двинется. – Раш зло метнул взгляд на сидящего рядом северянина.
Тот вряд ли понял сказанное, но в ответ тоже озлобился, что-то быстро сказал Миаре. Та поспешно успокоила его, сопровождая ослепительной улыбкой чуть не каждое слово.
– Я говорил, здесь что-то неладно, – напомнил Арэн. – Спроси его, не знает ли, о чем скажет Мудрая?
– О большой беде, – после переговоров сказала Миара. И добавила уже от себя: – Арэн, погляди на них! Думаешь, им нужна наша помощь? Не знаю, о какой беде будет говорить их полоумная старуха, но нам до нее дела нет. И если ты вдруг забыл, позволь тебе напомнить о времени, которое кое-кому может стоить головы. Мы и так сраную прорву времени потеряли, петляя в этих треклятых снегах, а все потому, что кто-то распереживался брать слишком любопытного проводника. И сейчас ты собираешься лезть в чужую задницу и ковырять там пальцем, пока не убедишься, что их говно воняет точно так же, как и твое собственное. И нечего на меня смотреть так, будто я помочилась у тебя на любимом ковре. По крайней мере, я никого из себя не корчу.
– Ты сама захотела поехать, – напомнил он. – Я на веревке за лошадью не волок. И заметь, я не совал нос в твое, как ты выражаешься, говно, и клещами не тянул – почему ты за два дня прискакала из самого Тарема, едва узнав о нашей поездке.
Раш был уверен, что Миара не стерпит и запустит в дасирийца кружкой или выплеснет ему в лицо недопитое вино – это меньшее, на что она была способна в гневе. Однажды она едва не подпалила его факелом, но Раш успел вмешаться и убедил взбалмошную таремку остыть.
На этот раз таремка заткнулась. Просто уткнула перекошенную злостью физиономию в таз, разглядывая свое отражение.
– Кто такая Мудрая? – поинтересовался Банрут, когда тишина стала невыносима.
– Самая сильная колдунья в поселении, – прикладывая ко лбу компресс, проворчала Миара. – Ее слово выше слова старосты, выше слова норена, говорят даже, выше слова самого кельхеймского
– Я думал, это сказки.
– Так ты же в лесу с мороженой девчонкой был, неужели не видел? – ядовито бросила она. – Все северяне – потомки нээрийцев. У них с румийскими выродками одни корни и одна кровь. А румийская магия никуда не делась. – Последнее она произнесла нарочито зловеще.
Банрут осенил себя охранным знаком и так сильно сжал в ладони символ Изначального на груди, что побелели костяшки пальцев.
– Ты бы хоть поинтересовался, куда едешь и с кем будешь иметь дело, Арэн из Шаам, – продолжила Миара, – прежде чем попрекать одну таремскую стерву в том, что она слишком скора на подъем.
Раш мысленно оставил победу за ней. Миара была самой острой на язык бабой из всех, с кем ему доводилось иметь дело, а женщин через его руки прошло немало. Скорее всего, Арэн остынет и, как бы между делом, скажет, что не прав. Такое уже случалось. Раш пытался поучить его премудростям общения с женщинами, но дасириец неизменно отправлял его к харсту на рога вместе со всеми советами. Страшно представить, что за жизнь ему предстоит, когда вернется в свой замок, прямиком к двум женам: малолетней горбунье и престарелой вдове. Раш подумал, что на месте дасирийца лучше бы сиганул с утеса башкой на скалы. Это куда милосерднее, чем позволить мегерам выжирать свой мозг по кусочку в день.
– В Бероле, в Белом шпиле, живут фергайры – Мудрые, заслужившие право лично совать нос во все государственные дела и указывать Белому сьеру, что делать и как. На случай, если сам он недостаточно умен. Или, – Миара задумчиво поводила пальцем в тазу с уксусной водой, – если они считают, что он поступает неверно. Говорят даже, в этой башне есть огромное ледяное зеркало, через которое фергайры видят все Северные земли и пристально следят за младшими сестрами, чтобы потом забрать достойных к себе в совет.
– Сказки, – отмахнулся Арэн.
– Бабье царство, – бросил Раш.
– Так что делать-то будем, мой благородный сердобольный на всю задницу Шаам? – нарочито сладко прощебетала таремка, словно и не она минуту назад чуть не в глотку ему была готова вцепиться.
– Ждать, – отрезал Арэн.
– Пусть нарисуют нам карту, и обойдемся без проводника, – предложил Раш. Каждая минута в Яркии заставляла его нервничать. Слишком много в этих снегах было такого, что будоражило давно похороненные воспоминания.
– Нет уж! – взбунтовалась Миара. – Если они и карты так же рисуют, как дороги показывают, тогда я лучше потерплю, но поеду с проводником. И вообще. – Она вдруг вспомнила про компресс, обмакнула тряпку в воду и с несчастным видом встала из-за стола. – Я собираюсь воспользоваться случаем и вздремнуть еще пару часов, лежа на нормальной кровати. Ну… почти на нормальной. И вам советую.
Прихватив с собой кувшин с сидром, Миара устремилась в сторону лестницы. Раш подавил в себе желание выругаться. Он почти не сомневался, что таремке удастся переупрямить Арэна, но в этот раз Миара изменила своей настойчивости.