Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет
Шрифт:
— Он знает лишь одно, — махнул ручищей Альмейда. — Ведьмы плачут все сильней и тянут в море. Кого из ваших людей вы желаете взять с собой?
Никого не желает, но при встрече с Бруно наследнику Фельсенбургов понадобится слуга, телохранитель, врач, секретарь, духовник, да хоть кто-то, лишь бы «свой». Лучше всех подходит Лёффер, но ему в седло пока рано. Канмахер пригодится Олафу, абордажники слишком много видели, остается папаша Симон... А что? Рану он перевяжет, колесо починит, а болтливых палачей не бывает.
— Со мной поедет человек, который ухаживал за лейтенантом Лёффером. — Смерть на плахе, даже
— Не знаю. — Альмейда поднялся, почти загородив окно. — Я родился в Алвасете. У нас такого не будет никогда.
3
Лисенок рисковал сильнее, но волновался отчего-то Капрас. Проклятая политика стремительно подгребала маршала под себя, просто воевать не получалось, хотя в приличные времена армии водили одни, а цель им указывали другие. Они и сейчас пытались, только уж больно много их пришлось на одного командующего отнюдь не лучшим в империи корпусом; как ни вертись, всего не исполнишь. Карло про себя помянул «указчиков» злым тихим словом и привстал в стременах, оглядывая дорогу, хотя выказывать нетерпение вообще-то не следовало. Будущую встречу обставили как инспекцию возвращающихся в Гурпо войск, и вести себя надо было соответственно. Капрас и вел. Принимал рапорты, проезжал вдоль марширующей колонны, проводя коротенький смотр, и оставлял продолжавший движение батальон за спиной. Если в эскадроне сопровождения и был кто-то купленный Каракисами, он не видел ничего необычного, насторожить возможного подсыла мог лишь сам маршал. Капрас это понимал и все же, чем ближе была деревня с очередным непроизносимым названием, тем больше хотел дать жеребцу шенкелей.
— Агас, — окликнул маршал втянутого им в заговор гвардейца, — вы меня не осуждаете?
— Нет, — без особой уверенности откликнулся сын старого знакомого. — Я не в том чине, чтобы думать о таких вещах, только... Вы не присягали ни Хаммаилу, ни Каракисам, а убираться отсюда нам нужно.
Довод был и сильным, и слабым — вопрос, с какой стороны посмотреть; других, впрочем, не имелось, разве что увертки.
Третий по счету батальон скрылся за поворотом, поднятая башмаками пыль понемногу оседала, впереди, разрывая желтизну полей, зазеленели сады. Значит, уже скоро.
Баата оказался точен, группа всадников — по виду, казарон из небогатых, и при нем с полдюжины то ли родичей, то ли охранников — неспешно трусила навстречу. Путники, и путники, в одиночку сейчас нищий и тот никуда не отправится. Вспомнив, что нужно кивнуть Агасу, маршал придержал коня и понял, что таки волнуется. Сговоры за спиной командования Карло всю жизнь почитал свинством, а будучи полковником, и вовсе отказался сесть за один стол с неким почтенным землевладельцем, сколотившим состояние за счет оговоренного опоздания вверенных ему полков. Теперь кто-нибудь молодой и честный, чего доброго, сочтет продажной шкурой уже Капраса, и зря, потому что брать деньги, если их предложат, гайифец не собирался.
— Мой маршал, — громко доложил вернувшийся в сопровождении пары кавалеристов Демидас, — мы их расспросили. Паломники...
— Паломники? — столь же громко переспросил Карло.
— Да, —
— Удача в пути нам не повредит, — продолжил мистерию Капрас, — а лошадям не повредит водопой; от ручья до ручья тут ехать и ехать. Заодно и Гапзиса дождемся, не хочу забираться слишком далеко на север. Командуйте привал. Демидас, вы и еще четверо... шестеро, за мной.
Проезжая петляющей среди каких-то злаков тропой, маршал удивлялся самому себе. Недавнее покушение настраивало на подозрительный лад, но Лисенка Капрас не боялся совершенно, и отнюдь не из-за эскадрона, который, начнись в роще стрельба, был бы на месте в считанные минуты.
— Вы не помните, как называют сумасшедших, боящихся оказаться запертыми в четырех стенах?
Агас не помнил, гвардейцы такой ерундой свои головы не забивают. Карло оглянулся, и «небогатый казарон» выслал свою гнедую вперед, присоединяясь к попутчику.
— Чем знаменита эта часовня? — полюбопытствовал гайифец, зная, что парни Демидаса сейчас перемешиваются с кагетами.
— Она построена у родника, где святая Этери молилась о тех, кто в пути. — Проводник владел гайи не хуже Курподая и первого парламентера Бааты. — Так говорят клирики, но женщины уверены в другом. Здесь ждала своего царя его синеглазая возлюбленная, а когда она ушла, памятью ее любви остались цветы. Ветер разнес их семена по всей Кагете, но первые расцвели здесь. Смотрите.
Ложбина, по которой тек ручей, радовала глаз той отдающей лиловым синевой, что случается лишь в небесных полях, да и то не каждый день. Купол и шпиль одинокой часовни тоже были синими, но лучше б красильщики выбрали другой цвет; этот, может, где и выглядел бы неплохо, но тут отдавал фальшью, а аляповатые золотые звезды вызывали желание либо отвернуться, либо взобраться наверх и замазать кричащую пошлость.
— Женщины приходят к синеглазой просить себе мужчину, — обрадовал кагет, — но они молятся на рассвете, а днем сюда заезжают те, чья дорога далека.
— Странно, — удивился Капрас, понимая, что увезет с собой хотя бы один цветок, — обычно святые помогают в чем-то одном. Кто-то лечит, кто-то воюет, кто-то торгует...
— Синеглазая ждала того, кто был в дороге, и она любила. Ваш офицер хочет вам что-то сказать.
— Внутри пусто, — заверил Агас. — Клянусь Создателем. Смотрите...
Из рощи выехало шестеро, однако к часовне свернул лишь один, неприметно одетый, стройный, на изящной серой лошади. Казарон и гвардеец молчали, то ли из осторожности, то ли из очевидности, и Капрас тронул коня. Поставить свечку местной святой. Посмотреть в глаза врагу Хаммаила.
4
Хаммаил старался выглядеть кагетом и казаром, Баата — нет, но отчего-то казался и тем, и другим. Молодой, несомненно красивый, он держался приветливо и скромно, однако швырять в него башмаками едва ли осмелился бы сам Пургат.
— Господин маршал, — сын знаменитого Адгемара в знак приветствия наклонил голову, — я благодарен вам за то, что вы при вашей занятости сочли возможным приехать.
— Это ничего не значит.
— Я бы так не сказал. Если бы вы испытывали к казарону Хаммаилу уважение и симпатию, вы бы оставили мое приглашение без внимания.