Сердцу не прикажешь
Шрифт:
Выражение сурового лица Малколма смягчилось, когда он понял, как она смущена. Но голос его не изменился, в нем были по-прежнему холод и ирония. Марсия за время их короткой помолвки и нескольких дней брака уже стала привыкать к такому тону.
— Вы можете делать все, что вам нравится, моя дорогая Марсия, но, как я понимаю, в настоящее время у вас нет конкретных планов, что же касается развода, то это не так просто. Мне кажется, будет разумнее не спеша обдумать решение.
— А пока? — спросила Марсия.
— Пока, — спокойно ответил Малколм, —
Буду с вами откровенен. После излишне многочисленных, с моей точки зрения, извещений в английской прессе о нашем браке для нас с вами будет лучше, если вы последуете за мной в поместье, пока вы не придумали, что конкретно намерены делать дальше.
— Я бы тоже этого хотела, — быстро откликнулась Марсия и испугалась, что голос ее выдаст, какое облегчение она почувствовала от его слов.
Теперь, когда все сложилось, она с ужасом думала о своей самостоятельности, о процедуре развода, чувствуя полную свою беспомощность.
Конечно, можно сразу же уехать в Сомерсет, в тот единственный дом, который она знала, живя в Англии. Даже если там не поймут ее поступок и едва ли посочувствуют, дверь все же перед нею не захлопнут. Мечтая покинуть Ривьеру и освободиться от гнета отца, Марсия не отдавала себе отчета в том, что все окажется гораздо сложнее, чем она полагала.
Она боялась и совсем не понимала Малколма, тем не менее в его присутствии чувствовала себя в безопасности. Впервые с тех пор, как она стала мечтать о свободе и строить планы независимой жизни, Марсия вдруг засомневалась в том, что способна самостоятельно обеспечить свое будущее и сама заботиться о себе.
Малколм и Марсия с вежливостью людей, мало интересных друг другу, продолжали есть, и оба облегченно вздохнули, когда ленч наконец закончился.
Уже стоя на тротуаре в ожидании такси, Марсия собралась с духом и задала Малколму еще один вопрос. На этот раз от смущения она вся залилась краской и говорила так быстро, словно боялась, что если не скажет сейчас, то никогда больше не отважится:
— Мне очень неловко просить вас, но не могли бы вы дать мне немного денег? У меня нет одежды для жизни в деревне. В этой, наверное, мне неудобно там появляться.
— Простите, — быстро сказал Малколм, — я давно должен был об этом подумать. Я поговорю со своими адвокатами сегодня же и открою на ваше имя счет в банке.
Марсия, поблагодарив его, отвернулась. Она сама взяла такси, ибо Малколм ехал в Сити, а она возвращалась в отель в Вест-Энде.
Вечером, вернувшись, он застал Марсию в их строго обставленной гостиной за чтением романа. Она была настолько поглощена чтением, что даже не подняла голову, когда он вошел, решив, что это кто-то из слуг. Поэтому, когда Малколм
— Простите, что испугал вас, Марсия, — извинился он. — Что за роман вы с таким интересом читаете?
— Новый роман Джасмин Френч, — ответила Марсия, протягивая ему книгу.
Он равнодушно посмотрел на книгу и сел на стул рядом с Марсией.
— Я хочу показать вам эти бумаги, чтобы вы знали свои возможности.
Малколм определил жене довольно скромное содержание, но Марсии оно показалось целым состоянием. Она даже стала горячо протестовать против такой щедрости, но потом успокоилась: это ведь ненадолго. Скоро они разойдутся, и Малколму не надо будет содержать ее. Поэтому Марсия с самым серьезным видом поблагодарила его, а когда вечером выписывала свой первый чек, ей показалось, что это самый значительный момент в ее новой жизни.
Несколько последующих дней прошли без особых событий. Марсия была полностью занята примеркой и покупкой твидовых костюмов для деревни и встречалась с мужем только за ленчем и ужином.
Дважды они побывали в театре, а в остальные вечера сразу после ужина довольно рано расходились по своим комнатам.
Марсия не имела представления о том, что муж думает о ней, и о той новой странной ситуации, которая невольно сложилась после того, как он предложил ей ехать вместе с ним в поместье. Его же, казалось, это мало заботило.
Порой Малколм словно не замечал ее существования и, не видя ее, совсем забывал о ней. Когда же они были вместе и он вынужден был говорить с ней, чувствовалось, что он делает это просто из вежливости, не более того.
Если бы Марсия не привыкла к одиночеству, она, видимо, была бы несчастлива. А так она сама находила себе занятия, не предъявляя особых требований к будущему и не ожидая от него слишком многого. Вполне довольная тем, как проходят дни, она не задавалась вопросами и не проявляла любопытства.
Малколм же пока не пытался анализировать свои поступки. Состояние гнева и протеста, толкнувшее его жениться на Марсии, и намерение бросать вызов своей беспощадной судьбе не покидало его. Так что он не склонен был к самоанализу и к тому, чтобы заставлять себя в чем-то признаваться или каяться.
После многих лет самоконтроля он умел справляться со своими мыслями и чувствами, и теперь ему вполне удавалось жить, пряча в себе горечь против всего мира, и при этом казаться решительным и спокойным.
Собственная сдержанность нравилась и льстила ему. Он даже получал садистское удовольствие от резкости своей речи и от того, как это действует на собеседников, заставляя их быть с ним столь же сдержанными и немногословными.
Он видел, как от его холодного, почти презрительного взгляда исчезает с их лиц приветливая улыбка и появляется уверенность, что перед ними человек, с которым у них не может быть ничего общего.
Холодностью своей он поразил и адвокатов, попытавшихся было поздравить его с женитьбой и полученным наследством.