Сердцу не прикажешь
Шрифт:
— Убьете? — поинтересовался Маканна и, приподняв вопросительно бровь, открыл пассажирскую дверцу и гостеприимно распахнул ее.
— Значит, кое-что вы уже поняли, хотя и не сделали из этого надлежащих выводов, — укоризненно произнесла она. Покуда Фриско проговаривала эти слова, сама себе она казалась такой маленькой, беспомощной, такой уязвимой. И тем не менее ее несло, она не могла остановиться. Получалось как-то так, что его присутствие вытягивало из нее все самое отвратительное. — Вот посмотрите, вы постоянно издеваетесь надо мной. И, конечно же, это меня изрядно бесит.
— Может, сядете в машину? — серьезнейшим тоном
Подавленная собственной грубостью и пристыженная его словами, Фриско стремительно огляделась по сторонам. Рядом не было ни единой души. Вздохнув, она плюхнулась на отделанное бархатом переднее сиденье и уставилась прямо перед собой. Она не повернула голову, даже когда Лукас опустился рядом.
— Извините, если я сказал что неприятное.
От его слов она вмиг растаяла. Был ли виной тому его мягкий успокоительный тон, или же поразил сам факт, что Маканна в кои-то веки решился на извинение, — Фриско не могла сейчас определить. Впрочем, она не расположена была забираться в такие тонкие материи.
— Если уж на то пошло, с той самой минуты, как только вы перешагнули порог кабинета моего отца, вы только и делали, что говорили мне гадости, — вполне откровенно, хотя без чрезмерной резкости в голосе, сказала она. — Более того: едва увидев меня, вы как одержимый, с упорством, достойным лучшего применения, почему-то принялись всячески унижать меня.
— Ничего подобного, — ответ Маканны последовал незамедлительно и отличался явно выраженной резкостью. — Мне даже в голову не приходило, что вас можно унизить. — Он несколько загадочно улыбнулся. — Честное слово, я никогда не смеялся над вами, никогда — в уничижительном смысле этого слова. Если я и юморил, то лишь для того, чтобы рассмешить вас. — Он недоуменно пожал плечами и повернул ключ зажигания. Тотчас же заработал мотор. — Надеюсь, что это мне рано или поздно удастся.
Последняя фраза поразила Фриско. О чем это он? Сидя рядом с Маканной, она задумчиво глядела перед собой, пытаясь постигнуть смысл сказанного. Может, он имел в виду, что рано или поздно между ними установятся нормальные отношения, ведь невозможно бесконечно пикироваться? Надеется, что, сделавшись любовниками, они станут и друзьями?
Возможно ли вообще подобное?
Пока они ехали к дому ее родителей, вопрос этот не давал Фриско покоя. Однозначного ответа, равно как и уверенности, у нее не было. Со всех сторон сомнения. И дело даже не в том, что она не верила в намерения Маканны создать прочную, хорошую семью. В гораздо большей степени она сомневалась в себе. Способна ли она будет после всего, что на нее обрушилось — растрата отца, чудовищное предложение, сделанное Маканной, — способна ли она отрешиться и попытаться что-то построить с Лукасом Маканной?
— Вот мы и приехали.
Мягкий голос Маканны вывел ее из задумчивости. Фриско оказалась вновь в привычном своем мире.
— Да, — подтвердила она и вздохнула, даже и не пытаясь, чтобы этот вздох остался для Лукаса незамеченным. В конце-то концов, он сам все затеял.
— Вы могли бы сделать вид, что я вам небезразличен? — Его тон нисколько при этом не изменился. Слова прозвучали спокойно и на удивление мягко. — Ради вашей матери, а?
Что ж, Маканна мог позволить себе такую роскошь: быть спокойным и мягким. Фриско понимала, что она у него в кулаке. Чего уж тут заблуждаться.
— Я сделаю
Выйдя из машины, Маканна поверх крыши взглянул на Фриско.
— Видите ли, вся наша жизнь — сплошная череда компромиссов.
Вот о том и речь. Раздраженная, она резко обернулась и зашагала к дому. Ее недовольство охватывало всю вселенную, и эту грешную жизнь в частности.
С тех самых пор, как только начала осознавать себя в мире, Фриско поняла необходимость компромиссов. От малых — в отношениях с родителями, до серьезных — по мере взросления. Говоря философским языком, именно компромиссы обеспечивают в конечном итоге прогресс. Непреложная истина.
Но почему, черт подери, именно ей приходится уступать и уступать — до бесконечности.
Ведь при всем том, что именно отец заварил эту кашу, он, похоже, выйдет из создавшейся ситуации без долгов, без дополнительно взятых на себя обязательств. Он будет и впредь продолжать наслаждаться жизнью, пользуясь благами того, что Маканна назвал вариантом «золотого зонтика».
А Лукас Маканна? Он в результате получит мощную фирму, которая, образно говоря, будет у него в кармане. А также женщину в постель.
И только лишь одна она, поступившись своей свободой, своей деловой карьерой, которая так неплохо выстраивалась до последнего времени, — зачем-то получит партнера-мужа, который ей и даром не нужен.
И похоже, что общий компромисс закончится именно таким раскладом.
Но разве есть другой выход? Что еще она может сделать? Ну разве только бросить отца на произвол судьбы, разбив тем самым сердце собственной матери. А это казалось Фриско немыслимым.
Подойдя к парадной двери дома, Фриско преисполнилась самых что ни на есть мрачных мыслей. Что будет — то и будет, решила она. Она услышала безошибочно узнанный переливчатый смех матери, едва только распахнула дверь и вошла в холл. Губы ее тронула мягкая улыбка.
Хотя ей сейчас было не до улыбок, Фриско тайно радовалась тому, что у матери нашелся повод для смеха.
Тихо и вместе с тем как-то значительно захлопнулась дверь. Фриско почувствовала, что оказалась заперта в этом доме, оказалась заперта условиями договора с человеком, который нынче распоряжался судьбами практически всех членов семьи. Звук захлопнувшейся двери оказался как бы финальной нотой и потому отпечатался в мозгу Фриско с особенной значимостью. В приступе черного юмора рна вскользь подумала, что по справедливости надлежало бы сделать на спине надпись: Член Армии Компромиссов.
Идея показалась такой забавной, что Фриско едва не рассмеялась. Хотя ей больше хотелось плакать.
— Кажется, хлопнула входная дверь? — Гертруда чинно поднялась со своего кресла, и на ее красивом, без единой морщинки лице обозначилось выжидательное выражение.
— Да, кажется, они прибыли. — Изобразив такую же, как у супруги, очаровательную улыбку, Гарольд удовлетворенно вздохнул и поднялся со своего места, чтобы приветствовать дорогих гостей.
— Ты и вправду полагаешь, что между Фриско и мистером Маканной может быть нечто большее, чем простая симпатия, Гарольд? — чуть слышно спросила Гертруда. От волнения у нее заалели щеки. Взор ее обратился в сторону французской двери, отделявшей холл от элегантно обставленной гостиной.