Сердитый бригадир
Шрифт:
Здание школы было старое; его достраивали время от времени в разные стороны, и поэтому оно было причудливой формы, несмотря на небольшую величину. Середина здания была одноэтажная, а пристройки — в два этажа.
Когда-то здесь помещалась двухклассная деревенская школа, в которую один год ходила девчонкой Поля, потом классов сделалось четыре, затем семь, а перед войной школа стала десятилетней.
Последний новый директор приехал из Ленинградского пединститута в начале осени.
< image l:href="#" />Поля
— Здравствуйте. Будем знакомы. Моя фамилия Ломов.
Поля ответила:
— Алексей Фёдорыч уехавши в Курск.
— Если не ошибаюсь, это квартира директора? — спросил молодой человек. — Я приехал сюда с направлением.
— Взойдите в избу, — сказала Поля и опустила подоткнутую юбку.
Ломов вошёл. Поле понравилось, что он на пороге вытер об тряпку ноги и дальше кухни не пошёл. Она расстелила в комнате половичок, надела старенький ватник и перед уходом в школу на всякий случай сказала:
— Если пойдёте из дому, дверь замкните и ключ положите под балясину на крыльце.
Ломов сидел на корточках и вынимал из чемодана книги.
Поля постояла с минуту и пошла в школу звонить на большую перемену.
До вечера она несколько раз видела нового директора; он проходил мимо неё в учительскую и в свой кабинет. Нина Николаевна, завуч, улучила минуту и спросила Полю:
— Ты с новым директором разговаривала?
— Беседовали, — ответила Поля.
— Уж очень он молод, — покачала своей маленькой головкой Нина Николаевна. — Ты, Поленька, если что-нибудь заметишь, непременно мне скажи… Мы с тобой давно здесь работаем, и для нас важнее всего судьба детей.
Убрав после занятий классы, Поля пришла в директорскую квартиру. На улице уже стемнело; Ломов сидел в полутьме за кухонным столом и хрустел горбушкой чёрствого городского батона, запивая водой из ковшика.
— Не мог найти лампу, — сказал он.
Поля принесла керосиновую лампу из сеней и засветила её. Ломов сказал:
— Мне, наверное, будет здорово трудно здесь.
При керосиновом свете лицо его было худеньким, тени лежали под глазами. Поля заметила, что на пальцах у него заусеницы, как у мальчишки.
— На деревне можно достать молока, — сказала Поля. — Дрова у нас запасены на зиму: ещё от Алексея Фёдоровича оставшись.
Перед сном он крикнул из комнаты:
— Спокойной ночи, Поля.
— И вам также, — ответила она.
Поднимался Ломов рано.
Сперва Ломова и не слышно было в школе.
Всеми делами по-прежнему управляла завуч Нина Николаевна. Ребята её боялись.
Никаких новых порядков Ломов не заводил, как полагается новому директору, попросил лишь Полю снять со стены школьного коридора старый плакат «Все на выборы!» и сказал, чтобы она после уроков не запирала в шкаф чернильницы-невыливайки.
Ломову было трудно.
Потом, через много времени, когда он вспоминал первые месяцы своего директорства, ему уже представлялось, что всё шло разумно и последовательно, по заранее обдуманному плану. На самом же деле он не знал, с чего начинать.
В ушах его ещё стоял знакомый и привычный гул института. Огромный, с высокой спинкой, клеёнчатый диван в комсомольском бюро, диван, на котором обсуждались мировые проблемы и личные судьбы, ныне издалека казался игрушечным.
Пять беспечных студенческих лет подряд он убеждённо думал, что жизнь его ещё не началась. Впереди светилось много неизведанных радостей, из которых самой желанной была самостоятельность.
Когда на комиссии по распределению Серёже Ломову вручили направление в Грибковскую среднюю школу, он взял бумажку в руки и, ничего не произнеся, поднялся со стула. Представитель министерства просвещения раздражённо спросила:
— Вы не удовлетворены своим назначеньем?
Серёжа удивлённо посмотрел на неё.
— Конечно, у вас где-нибудь есть дядя, тётя, невеста, мама? И, вероятно, вы хотели бы поехать к ним?
— К сожалению, у меня нет родственников, — ответил он.
Представитель министерства торжествующе посмотрела на студентку, которая стояла у окна и сморкалась в носовой платок.
— Берите пример, Антонина Докукина, с товарища Ломова. Он едет туда, куда его посылает Родина.
Серёже стало неловко оттого, что она так сказала. Он хотел было объяснить, что у Тоси живёт в районе старуха мать, и, вероятно, имеет смысл направить Докукину в этот район, где тоже есть средняя школа, но к столу комиссии уже подошёл следующий студент, и Серёжа вышел из комнаты.
Собрался в дорогу он быстро. Был вечер прощанья, произносили речи в актовом зале, потом топили в Мойке старые, отслужившие срок конспекты; белой ночью долго были видны на воде распластанные тетради; они уплыли под мост, появились дальше, и над ними печально покружилась чайка.