Серебро и Золото
Шрифт:
Голос у него был красивый, интонация сдержанная, и за каждым словом угадывалось некая опасная глубина, куда очень хотелось заглянуть.
– Разумеется, господин Людо, - баронесса кивнула одному из лакеев, терпеливо изображающих бессловесные статуи на границе собравшегося вдоль стен сумрака.
– Проводите нашего гостя на третий этаж, приготовьте ванну и распорядитесь, чтобы обед был сервирован на три персоны.
"Гость? На третий этаж?!"
– Будет исполнено, - бесстрастно поклонился слуга.
– Господин!
– но то, как он поклонился мальчику, и с какой
"Наследник престола? Какого? И что за обстоятельства привели его в наш дом?"
Строго говоря, называть "замок" баронессы Икьхгорн "своим домом" было неправильно. Даже мысленно. Но поскольку никакого другого дома у Елизаветы пока не случилось, приходилось условно считать его своим.
– Ваше сиятельство!
– кому из двух женщин - старой или юной - предназначался полупоклон, сказать было сложно.
"Любопытно...
– отметила Елизавета, провожая взглядом идущего вслед за лакеем мальчика Людо.
– Он что, влюбился в меня что ли? С первого взгляда?"
О чем-то таком она как раз недавно читала в "книге для взрослых", ведь до того, чтобы контролировать библиотеку, баронесса еще не додумалась. Или, может быть, ей было попросту все равно, что читает или не читает Елизавета?
– Ваше сиятельство!
– баронесса смотрела на Елизавету, и, значит, обращалась тоже к ней.
– Две вещи, прежде чем мы расстанемся до обеда. Вернее, три.
– Я слушаю вас, ваше сиятельство, - ровным голосом ответила девочка.
– Первое. Господин Людо останется жить в нашем доме. Я распорядилась приготовить для него "Кедровые покои".
– Вы распорядились?
– вопрос был задан без ажитации, но баронесса, естественно, все поняла.
– Да, - кивнула она.
– Позвольте мне закончить, и вы все поймете.
– Продолжайте, - согласилась Елизавета.
– Для посторонних... Например, в школе, куда вы, вероятно, пойдете вместе, он ваш кузен. Его титул и имя я сообщу вам несколько позже.
– Так я пойду в школу?
– Елизавета была удивлена, но виду не показала. Тем не менее, это была хорошая новость. От домашнего образования ее начинало уже подташнивать, как героиню одного из романов - от беременности.
– Скорее всего, - без тени улыбки сообщила старая баронесса.
– Но у нас еще будет время обсудить все детали.
– Я понимаю.
– Тогда, второе.
– Баронесса никаких эмоций не выказывала, но думала, наверняка, совсем не о том, о чем говорила.
– По своему статусу господин Людо стоит выше вас.
– Насколько выше?
– Подняла бровь Елизавета.
– Значительно.
– Мне следует обращаться к нему, говоря, "ваша светлость"?
– Прямо спросила Елизавета.
– Нет, - коротко ответила баронесса.
– И это третье, что я вам должна сообщить. Собственного супруга "его светлостью" не называют. Это скорее мне следовало бы изменить ваше титулование, графиня, но я не буду этого делать из соображений безопасности.
– Супруг...
–
– Что вы имеете в виду, ваше сиятельство?
– То, что вы были обручены при вашем рождении и обвенчаны полугодом позже. Разумеется, вы этого не помните, но факт совершения над вами брачного таинства бесспорен.
– Тогда, мы должны спать в одной кровати!
– надменно вскинула подбородок девочка.
– Как вам будет угодно, графиня, - кивнула баронесса.
– Вам уже тринадцать, и по старому праву вы совершеннолетняя.
– Я кто?
– опешила от неожиданности Елизавета.
– Вы совершеннолетняя, - повторила баронесса.
– Если не в глазах властей, то в моих собственных глазах наверняка.
– И что это значит?
– все-таки есть новости, которые следует переживать не только в определенном порядке, но и не слишком торопясь. Медленно, со вкусом, смакуя некоторые наиболее "сочные" их следствия.
– С этого момента, ваше сиятельство, я перестаю быть вашей воспитательницей, и мое опекунство приобретает максимально формальный характер: власти все равно еще три года не позволят вам совершать самостоятельно банковские операции или сделки по купле-продаже недвижимости.
***
Своего таинственного мужа Елизавета нашла в биллиардной. Он стоял около бара, рассматривая выставленные в ряд бутылки, и девочка вдруг вспомнила запахи, сопровождавшие этого мальчика в ее "грезах". Но, судя по всему, интерес "гостя" к коньякам и водкам оставался пока исключительно академическим.
– Обед подадут ровно в семь, - сказала она, пронаблюдав несколько секунд за Людо. Сейчас он снял, наконец, свой странный шотландский плед и остался в простой белой рубашке - не самого лучшего качества - и сером шерстяном жилете деревенской вязки.
– Благодарю вас.
– Ответил он, обернувшись к Елизавете.
– Сейчас уже почти шесть, значит, ждать осталось недолго.
– Он улыбнулся, и девочка неожиданно подумала, что у него хорошая улыбка, но ее беспокоило, что реакции "ее супруга и господина" совершенно не просчитывались. Никаких предвестников улыбки, скажем, не было и в помине. Вернее, их не "увидела" она.
– Если вы голодны, я могла бы распорядиться...
На самом деле она еще никогда в жизни ничем и никем не распоряжалась. Но если уж она самым неожиданным образом в один день стала и совершеннолетней, и замужней дамой, не грех было и попробовать.
– Не стоит, - теперь он повернулся к ней лицом и откровенно рассматривал. Елизавете даже показалось, что он видит и то, что скрывает ее длинное глухое платье. От такого предположения она чуть было не смутилась и не начала краснеть, но вовремя взяла себя в руки и ответила Людо не менее "пристальным" взглядом. В конце концов, она достаточно изучила анатомию и физиологию человека, чтобы точно знать, что спрятано у него в штанах.
– Это правда?
– спросила она.
– Да, - серьезно кивнул мальчик и, уловив тень смятения, промелькнувшую на лице Елизаветы, добавил: