Серебряная богиня
Шрифт:
Если ты живешь в Манхэттене длительное время, то начинаешь мириться с тем, что за год здесь бывает не больше дюжины по-настоящему хороших дней, дней, во время которых город Нью-Йорк вновь обретает морское сияние, в свое время придавшее городу так много очарования; дней, когда бриз только обвевает улицы, а не дует с такой силой, что на тротуарах возникают завихрения из пыли и бумажного мусора; дней, в которые понимаешь и легко представляешь себе, что некогда Нью-Йорк был пасторальным островом, окруженным быстрыми реками; дней, когда глаз может ясно видеть все между рекой Гудзон и другой рекой — Ист-Ривер; дней, во время
Вечером именно такого дня и состоялся бал в русском «Зимнем дворце» в Нью-Йорке. Уже утром, когда, проснувшись, Кэндис Блюм высунулась из окна и втянула в себя воздух, она почувствовала неожиданное успокоение. И сразу поверила: все пройдет хорошо. Среди четырехсот пятидесяти человек обслуживающего персонала «Таверны» Уорнера Ле Роя в последнюю минуту никто не заболеет; никто из шестисот гостей, отобранных из среды высшего общества, тесно соприкасавшегося с миром искусства и политики, в последнюю минуту не откажется прийти на прием; никаких проблем с ледовыми скульптурами не возникнет, и они не растают до того, как собравшиеся смогут ими налюбоваться; ни одна из лошадей, запряженных в тройки, не понесет и не умчит в ночь кого-нибудь из почетных седоков; ночь выдастся мягкой и можно будет видеть над головой звездное фиолетовое нью-йоркское небо, поскольку не придется натягивать тент над открытой террасой ресторана, только вчера уставленной семьюстами горшками с крупными маргаритками, которые специально привезли из Калифорнии. Правда, луны не предвиделось, но кому, спрашивается, нужна луна, когда будут гореть ровно две тысячи свечей и шестьдесят тысяч мерцающих фонариков? Шестое чувство говорило ей: пятница 16 сентября 1977 года станет самым удачным днем ее жизни.
…В это утро Дэзи проснулась необычно рано, и ей понадобилось сделать над собой усилие, чтобы вспомнить: вчера вечером она осталась на квартире у Шеннона и впервые со времени их знакомства провела там всю ночь. Это было божественно! Ничего подобного в прошлом она не испытывала — чувство блаженства и радости было всеохватывающим, абсолютным. Каждая клеточка ее тела, казалось, ликовала от счастья! У нее было такое ощущение, что между ее и его кожей не существует никакой преграды, как нет ее между их мыслями и душами. Сплетенные воедино, они словно купались в золотистом ореоле, таком чистом и трепетном, каким бывает лишь солнечный свет, — между тем лучи солнца еще не проникли в спальню. На какой-то миг Дэзи вдруг показалось, что она находится в самом центре Земли… или, скорее, напоминает косточку в сердцевине огромного плода. В то же время вдвоем с Патриком они, похоже, летят где-то высоко в небе, на краю Вселенной, на стыке двух миров — реального чувственного и призрачного мира фантазии.
— Это и называется блаженством, да? — шепнула Дэзи в ухо Шеннону.
— Это называется любовью, — шепнул он в ответ, и, когда она потянулась, чтобы еще крепче обвить его шею руками, он ощутил слезы счастья на ее щеках.
Кэндис Блюм и Дженни отправились в «Таверну» загодя, чтобы проверить на месте, все ли готово к началу грандиозного приема: они поехали туда в шикарном лимузине, которые предоставлялись в тот вечер бесплатно всем гостям. Они были полностью удовлетворены. Оставалась еще только окончательная отделка нескольких ледяных статуй, над которыми в поте лица работали скульпторы с резцами. У входа в ресторан уже толпятся репортеры, с удовольствием отметила про себя Кэндис. Словом, ей не в
Десятки официантов приступили к волнующей процедуре зажигания первых из двух тысяч свечей — и только тогда, убедившись, что их присутствие здесь больше не требуется, Кэндис и Дженни отправились в еще пустой в этот час манеж. Через несколько минут туда должны были — по расписанию — прибыть Дэзи и Шеннон, чтобы появиться в «Таверне» до прибытия первых гостей. Дрожа от волнения, Кэндис склонилась над не единожды выверенным, тщательно продуманным списком, этим идеальным детищем, рожденным в порыве вдохновения человеком, отдавшим всего себя искусству паблисити, которое Кэндис надеялась со временем преподавать на собственных курсах.
Кэндис не дочитала свой список до конца — в манеже появилась Дэзи, и тотчас же вспыхнули миллионы ярких бликов — то были отражения, игравшие на серебристых вкраплениях ее роскошного наряда: на узкой талии платье перехватывали ленты с вплетенными в них полосками золотых и бронзовых блесток. Точно такие же полоски украшали бант на шее и окаймляли широкий подол. За последние полвека в Нью-Йорке, пожалуй, никто не появлялся в подобном необычном наряде — яркая театральность требовала поистине незаурядной смелости от женщины, решившейся хоть однажды надеть его.
Дэзи и Патрик Шеннон прошли через манеж и спустились по ступеням — туда, где их уже поджидала тройка номер один: серебристый возок, украшенный цветами. Возница, крепыш в кафтане, взглянув на приближавшихся, приветствовал их старомодным полупоклоном:
— Скажете, когда будете готовы и мне можно отправляться, хорошо?
— Пожалуйста, — попросила Дэзи, — будьте так добры, дайте мне поводья. А вы… вы можете пересесть в следующую тройку.
— Что? — ужаснулся кучер. — Но вы же не сумеете управлять этой штукой, мисс.
В ответ Дэзи только рассмеялась.
— Ну что ж, если я не сумею, то можно сказать, что на свете не существует наследственности.
— Если вы настаиваете… Но учтите: я снимаю с себя всякую ответственность! — предостерег он, беспомощно разводя руками в меховых рукавицах.
— Понимаю… но это все равно не остановит меня, — твердо ответила Дэзи.
Возница спрыгнул на снег, что-то бормоча про себя насчет упрямства некоторых седоков.
Одним плавным, безмятежно-величественным движением Дэзи поднялась на облучок.
Еще секунда — и все шесть поводьев в руках Дэзи. Она держит их с уверенностью и достоинством. Почувствовав уверенную руку, три белые, переминавшиеся с ноги на ногу лошади сразу успокоились. Казалось, они послушно ждут команды своей новой хозяйки.
— Ну как? — обратилась она к Шеннону. — Что ты предпочитаешь? Хотя, знаешь, сейчас лучше всего, пожалуй, будет простое: «Эге-гей!»
Серебряные колокольчики, привязанные к лошадиным гривам, волшебно позванивали в ночном воздухе. Словно поддразнивая Дэзи, они требовали от нее скорее натянуть поводья, чтобы умчаться вдаль. Казалось, княжне Дэзи не потребовалось ни малейшего усилия, чтобы сделать этот шаг, такими безошибочно выверенными и безупречными были все ее движения. И вот уже сильные лошади перешли в галоп, неся повозку по снегу, будто по воздуху. Тройка стремительно мчала ее туда, где — Дэзи знала это — сияют манящие огни.