Серебряная леди
Шрифт:
— Это была ошибка, — сказал она.
— Ваша или моя? — тон Марша был холоден, лишен каких-либо эмоций, как и его лицо, хотя в Марше еще тлел огонь желания, досаждая болезненным томлением плоти.
— Моя. Мне не следовало ехать с вами.
— Я не предоставлял вам выбора.
— У меня всегда есть выбор.
Марш откинулся на сиденье, безжалостно глядя на женщину.
— Подозреваю, что хоть раз в жизни, но у вас его не было.
— Вы ничего не знаете обо мне, мистер Кантон.
— Я прекрасно знаю, что вы чувствовали то же, что и я. Я ведь не придумал
— Неужели есть что-то, что вы не вполне понимаете? Ну и ну!
Каталина старалась отвлечь его, перевести разговор в другое русло. Кантон понимал это и не собирался позволять ей это сделать, тем более что он еще чувствовал отзвуки желания.
— Ледяная мисс Каталина, — сказал он сладким голосом. — Огонь и лед. Что же вы на самом деле есть?
— Есть, да не про вашу честь.
— Это не совсем то, что вы шептали мне несколько минут назад, вы хотели меня так же сильно, как я — вас.
— Обычное мужское упрямство, — надменно ответила Каталина. — Вы совсем не так интересны, как воображаете.
Марш удивленно поднял бровь.
— Неужели? Давайте попробуем еще раз.
И не давая Каталине времени опомниться, Кантон прижал ее к себе, не обращая внимания на сопротивление. Губы его скользнули по ее лицу и остановились на губах, требуя любовного вознаграждения. На этот раз сопротивление Каталины длилось дольше, чем прежде, она старалась сдерживаться, оставаясь холодной. Но когда губы его стали мягкими и нежными, женщина сдалась.
Марш ждал долго, добиваясь желаемого результата, а затем, собрав всю волю, резко оторвался от Каталины, усмиряя страстные толчки своего возбужденного тела.
Каталина выругалась.
— Неужели никто не говорил вам, что случается с маленькими девочками, которые не говорят правды?
— А что случается с большими мальчиками, которые ведут себя, как упрямые мулы?
Кантон цинично прищелкнул языком.
— Неужели их «шанхаируют»?
Каталина даже бровью не повела.
— Это домыслы.
— Больше со мной такого не повторится, — мягко предупредил он.
— Если бы я хотела, чтобы вас «шанхаировали», вы бы сейчас были на пути в Китай.
— Значит, вы хотели, чтобы меня всего лишь избили и бросили в грязную, вонючую камеру?
— Вы всегда говорите загадками, мистер Кантон.
Было бы много проще, если бы она не была так чертовски привлекательна в гневе.
— Мы могли бы заключить перемирие, мисс Кэт.
Вообще он не собирался делать такого предложения. Эту войну начала она. За всю жизнь он проиграл только одно сражение. Вернее, не проиграл, а не выиграл. Другие проигрывали. Это сражение он не проиграл. И не сдался.
— Нет, — решительно отказалась Каталина. — Я слишком много потратила сил, чтобы создать «Серебряную леди».
— Значит, война продолжается?
Каталина безразлично повела плечами.
— Называйте это как хотите.
— Надеюсь, больше никаких засад не будет, мисс Кэт.
— Кто сказал, что война — это ад?
Марш осторожно пальцем приподнял ее подбородок.
— Я думаю, один
— А вы знаете?
В глазах ее то и дело вспыхивали молнии. Пространство между ними жило, вибрировало. Меткая подача — и ответный бросок. Отчаянный выпад — и ответный удар. Каждый искал слабое место другого.
Марш провел рукой по щеке Каталины, наблюдая, как из цвета слоновой кости ее лицо стало розовым.
— Не смейте прикасаться ко мне, — резко бросила женщина, отпрянув назад.
— Но почему, мисс Кэт? Неужели это вам неприятно? Мои пальцы обжигают вам лицо?
Конечно, обжигают. И Кэт не желала позволять этого. Она чувствовала себя кроликом под гипнотическим немигающим взглядом змеи. Если бы только ее тело не поддавалось соблазну! Если бы только ей самой не хотелось броситься к нему в объятия! Если бы только она не помнила сладостного мгновения, когда он губами прикоснулся к ней! Это было так неожиданно нежно! И она приняла его ласки совершенно не свойственным ей образом.
— Я не люблю вас, мистер Кантон.
— Мне кажется, я и не интересовался этим.
— Отвезите меня в город.
— Не сейчас.
— Чего вы добиваетесь?
Он откинулся на сиденье, достал из кармана рубашки сигару, а из брючного кармана коробок спичек. Не спрашивая ее позволения, Кантон прикурил, глубоко затянулся и лениво выпустил кольца дыма, уплывшие под потолок коляски.
— Имеете ли вы какое-нибудь представление о том, на что похожа тюремная камера?
Глаза Кантона стали непроницаемыми, они, скорее, отражали, чем выражали. Рот его кривился в усмешке, и Каталине захотелось закрыть его ладонью.
— Нет, — ответила она. — Но я подозреваю, что вы видели не одну.
— Только одну, мисс Каталина. И она не была шире этого экипажа и совсем не такая комфортабельная. Я всегда возвращаю долги с лихвой, но для вас я сделаю исключение.
— Еще одно предупреждение?
— Нет, обещание.
Каталина выпустила коготки. За долгие годы она ни у кого не просила прощения.
— Мистер Кантон, вы — не наш.
Марш вопросительно поднял бровь.
— А чей же я?
Он искренне хотел бы это знать. В его вопросе звучала скрытая тоска. Недостаточная, чтобы вызвать в ней симпатию, но вполне достаточная, чтобы заинтриговать ее. Каталина вновь вспомнила его недолгую нежность. Может быть, ей показалось? Вряд ли.
— Откуда вы приехали? — задав вопрос, она не рассчитывала на ответ.
Марш якобы беспечно пожал плечами.
— Этого места больше не существует.
Каталина знала, что ей не следует спрашивать. Это не ее дело. Она не хочет ничего знать о нем. Их разговор был слишком личным. Она не хотела ни влюбляться в него, ни даже испытывать самого незначительного интереса. Она хотела, чтобы он исчез, сгинул. Она хотела, чтобы ее жизнь и жизнь «Серебряной леди» текла по-старому. Без всяких изменений и осложнений. Она хотела, чтобы ее уважали. Она хотела быть богатой. Она хотела жить в покое и безопасности. Это означало оставаться в одиночестве.