Серебряная ложка
Шрифт:
— Как вы там высидели, мама?
— Милый мой мальчик, я была ужасно довольна. Вот только этот человек мне не понравился — у него безобразная форма головы. Но где ты набрался таких познаний? Ты очень умно говорил.
Майкл усмехнулся.
— А вы что скажете, сэр?
Сэр Лоренс скроил гримасу.
— Ты сыграл роль enfant terrible , дорогой мой. Одним твоя речь не понравится потому, что они никогда об этом не думали, а другим — именно потому, что они думали.
— Как! Значит, в душе они фоггартисты?
— Конечно. Но в палате не следует защищать подлинные свои убеждения. Это не принято.
— Славная комната, —
— В кабинете у Майкла, мама. Она нам надоела, Хотите взглянуть до обеда на Кита?
Когда Майкл остался наедине с отцом, они оба уставились на один и тот же предмет — на табакерку эпохи Людовика Пятнадцатого, которую отыскал где-то Сомс.
— Папа, вы реагировали бы на инсинуацию Мак-Гауна?
— Мак-Гаун — фамилия этого торгаша? Да, несомненно.
— Как?
— Уличил бы его во лжи.
— В частном разговоре, в прессе или в палате?
— И то, и другое, и третье. В разговоре я бы просто назвал его лжецом. В заметке я употребил бы слова: «Легкомысленное отношение к истине». В парламенте я бы выразил сожаление, что «его плохо информировали». Можно добавить, что людям случалось получать за такие вещи по физиономии.
— Но неужели вы допускаете, что кто-нибудь поверит этой клевете? спросил Майкл.
— Поверят всему, что свидетельствует о развращении политических нравов. Это так свойственно людям. Забота о честности общественных деятелей была бы превосходной чертой, если бы ее обычно не проявляли люди, сами столь мало честные, что и в других они вряд ли сумеют ее оценить. — Сэр Лоренс поморщился, вспомнив ОГС. — А кстати, почему «Старого Форсайта» не было сегодня в палате?
— Я ему предложил пропуск, но он сказал, что не был в палате с тех пор, как Гладстон проводил билль о гомруле. Да и тогда пошел только потому, что боялся, как бы его отца не хватил удар.
Сэр Лоренс вставил монокль.
— Я не совсем понимаю.
— У отца был пропуск, и он не хотел его терять.
— Понял. Очень благородно со стороны «Старого Форсайта».
— Он нашел, что Гладстон слишком многословен.
— А! В былые годы речи бывали и длиннее. Ты быстро справился со своим делом, Майкл. Я бы сказал, что со временем из тебя выйдет толк. А у меня есть новость Для «Старого Форсайта». Я знаю, почему Шропшир не разговаривает с Чарли Ферраром. Старик только с этим условием и заплатил в третий раз его долги, чтобы спасти его от доски позора. Я надеялся на что-нибудь более таинственное. В каком положении процесс?
— Последнее, что я слышал, это что проводят какие-то взаимные запросы сторон.
— А, знаю. Отвечают такое, что ничего не разберешь, и притом вполне беспристрастно. Потом задают тебе ряд вопросов, и ты отвечаешь точно так же. Из всего этого адвокаты что-то извлекают. Что у вас сегодня на обед?
— Флер обещала заколоть жирного тельца, когда я произнесу мою первую речь.
Сэр Лоренс вздохнул.
— Очень рад. Твоя мать снова увлекается витаминами, и теперь мы едим главным образом морковь, обычно сырую. Хорошо, когда в жилах жены течет французская кровь! По крайней мере не страдаешь от недоедания. А вот и дамы!..
Не раз отмечалось, что люди, подчеркивающие свое презрение к отзывам прессы, прочитывают за завтраком все газеты в те дни, когда отзыв должен появиться. Майкл истратил на утренние газеты около шиллинга. Из тридцати газет только
Сэр Александр Мак-Гаун, несколько лет заседавший в парламенте, удостоился большего внимания, но об инсинуации в газетах не было ни слова. Майкл обратился к Хэнзарду .
Его собственная речь, сверх ожидания, показалась ему вполне связной. Когда вошла Флер, он дочитывал речь Мак-Гауна.
— Налей мне кофе, старушка.
Флер подала ему кофе и прислонилась к его плечу.
— Этот Мак-Гаун ухаживает за Марджори Феррар, — сказала она. — Теперь я припоминаю.
Майкл размешал сахар.
— Черт возьми! В палате такими дрязгами не занимаются.
— Ошибаешься. Мне Элисон говорила. Вчера я просто не подумала. Отвратительная речь, не правда ли?
— Могла быть хуже, — усмехнулся Майкл.
— «Как один из компаньонов фирмы, выпустившей это любопытное произведение, он, несомненно, заинтересован его распространении; вот чем можно объяснить энтузиазм Оратора». Неужели это тебя не приводит в бешенство?
Майкл пожал плечами.
— Ты когда-нибудь сердишься, Майкл?
— Дорогая моя, не забудь, что я проделал войну. Ну-с, напишем в «Тайме». Как бы это сформулировать?
«Сэр, Разрешите мне через вашу уважаемую газету (этак спокойнее) и в интересах публики (чтобы звучало не слишком лично)...» — Гм! А дальше?..
— «Сообщить, что сэр Александр Мак-Гаун солгал, намекнув в своей речи, что я заинтересован в распространении книги сэра Джемса Фоггарта».
— Прямолинейно, — сказал Майкл, — но они этого не поместят. Не лучше ли так:
"... оповестить публику, что сэр Александр Мак-Гаун в своей речи несколько исказил факты. Считаю долгом заявить, что еще до моего избрания в парламент я перестал работать в издательстве, выпустившем книгу сэра Джемса Фоггарта «Опасное положение Англии» и, вопреки тому, что говорил сэр Александр Мак-Гаун, нимало не заинтересован в распространении этой книги. Не смею утверждать, что он хочет затронуть мою честь (слово «честь» нужно вставить), но его слова напрашиваются на такое истолкование. Книга меня интересует лишь постольку, поскольку я озабочен действительно опасным положением Англии Искренно преданный и т, д. ". — Ну как?
— Слишком мягко. А кроме того, я бы не стала говорить, что ты действительно считаешь положение Англии опасным. Это, знаешь ли, вздор. То есть я хочу сказать, что это преувеличено.
— Отлично, — сказал Майкл, — напишем вместо этого:
«Озабочен положением страны». В палате я попрошу слова в порядке информации, а в кулуарах — без всякого порядка. Интересно, как отзовется «Ивнинг Сан», «Ивнинг Сан», которую Майкл купил по дороге в парламент, угостила его передовой статьей, озаглавленной «Снова фоггартизм» и начинающейся так: «Вчера депутат от Мид-Бэкса вызвал смех всей палаты, произнеся речь в защиту сумасшедшей теории, именуемой фоггартизмом, о которой мы уже упоминали на страницах нашей газеты». За этим следовало двадцать строк, написанных в не менее оскорбительном тоне. Майкл отдал газету швейцару.