Серебряная маца
Шрифт:
В лесу у холмов у ее брата была кузница, и никто не стал бы искать детей там. Дуэнья одела их в лохмотья и велела помогать своему брату жечь уголь и поддерживать огонь. Если бы даже кто-нибудь из всадников, рыскавших по окрестностям, увидел еврейских девочек, он никогда бы не узнал их в оборванных и вымазанных угольной пылью существах.
Выждав несколько дней, Дуэнья велела брату взять из сарая телегу, нагрузить углем и отвезти в порт, спрятав под углем девочку.
Первые две поездки удались. Но люди Торквемады заметили, что старый кузнец второй день подряд появляется в порту
В это время Якоб дель Модилья, старший из сыновей Донье Ракели, умер в жестоких руках своих мучителей, не добившихся от него ни слова. Реубена, младшего брата, отца Грасиэллы, ждал костер. Спасло его в последнюю минуту распоряжение Торквемады, который убедил суд, что выгоднее оставить Реубена в живых, чтобы завладеть огромным богатством и имуществом дома Модилья. Ведь подлинная подпись Реубена придаст силу любым документам.
Так Реубен был обречен страдать в холодном подвале, и не один раз ему казалось, что лучше было умереть, чем видеть страдания и муки своих друзей и сородичей, которых пытали и отправляли на аутодафе.
Но после первых месяцев гонений, когда евреев без счета жгли в аутодафе, Торквемада решил временно смягчиться. Заговорщикам-маранам, на которых была наложена епитимья, разрешили вернуться в лоно церкви, а евреям, схваченным инквизицией, было позволено сохранить свою жизнь и имущество через добровольный переход в католичество. Многие мараны спаслись, воспользовавшись этой возможностью, но были и преданные своей вере евреи, отказавшиеся от такого шанса выжить.
Торквемада искал кого-нибудь из бывших предводителей еврейской общины Севильи, кто мог бы послужить примером для своих сородичей. Казалось, больше других для этой роли подходил Реубен дель Модилья. Но напрасно инквизиторы пытались склонить Реубена к перемене веры уговорами и обещаниями. Он не хотел принимать участия в жуткой игре Торквемады. Но и доминиканец, ставший к тому времени официальным главой инквизиции, не собирался уступать.
Однажды утром мучили Реубена повели его к окну, откуда можно было видеть двор монастыря. Он увидел там длинную процессию мужчин и женщин, с горящей свечой в левой руке у каждого из них, в полной тишине выводимую за монастырские ворота. Ослабевший телом и упавший духом Реубен на мгновение пожелал оказаться там же, во дворе, среди идущих на смерть. Вдруг он увидел знакомую фигуру.
"Мама, мама", - закричал Реубен. Донья Ракель подняла глаза и увидала в окне сына.
"Ты еще можешь спасти ее", - послышался вкрадчивый голос монаха, склонявшего Реубена переменить веру.
"Это бесчеловечно!" - простонал Реубен, не в силах справиться с болью. Он хотел выброситься из окна, но сильные руки держали его. "Мама, мама!", - продолжал он кричать. А донья Ракель, подняв к нему мудрое старое лицо, покачала головой. Выпрямившись, с гордо поднятой головой, эта некогда богатая и всеми уважаемая женщина шла в одной процессии с другими мучениками, которые предпочли смерть
Слезы текли по лицу Реубена дель Модилья, когда его привели обратно в подвал. "Они звери - жестокие звери, а за их речами о милосердии кроется ненависть!"
Но Торквемада еще не закончил свои игры с последним оставшимся в живых мужчиной из рода Модилья. У него была приготовлена еще одна ловушка, и он рассчитывал, что она хорошо послужит его целям. Однажды ночью Реубена разбудили от тяжелого сна и отвели его в помещение, где был только стол и два стула. Свеча, почти догоревшая, на секунду осветила еще одну, маленькую дверцу комнаты и оконце высоко под потолком. Реубен вошел и сел. Вскоре стражники ввели маленькую фигурку в черном длинном платье.
"Грасиэлла, дитя мое, дорогая моя, ты жива!" Реубену казалось, что сердце не выдержит радости, которую он испытал, увидев бледное, худенькое, любимое лицо дочери.
"Отец!" - воскликнула девочка и упала в раскрытые объятия Реубена.
"У тебя всего несколько минут на размышления", - раздался голос из окна.
"Отец, прошу тебя, ради меня!
– умоляла Грасиэлла Реубена.
– Они научили меня красоте и истине своей веры. Последуй за мной, и мы будем жить вместе в безопасности!"
Реубен дель Модилья побелел. Он выпустил девочку из объятий и серьезно поглядел в ее глубоко посаженные полные слез глаза: "Ты действительно так думаешь, дитя мое?"
"Да, отец. Давай снова будем жить вместе и опять будем счастливы".
"Опять счастливы? Мы? Твой дядя умер здесь в пыточной камере. Твоя бабушка гордо пошла на костер. Неужели мы купим счастье такой ценою? Грасиэлла, дитя мое, что они с тобою сделали?"
"Отец, отец, что мне делать?
– прошептала она.
– Мне сказали, что есть только один способ спасти тебя. Помоги мне, отец!"
Тяжесть вдруг спала с души Реубена. Он заметил изящную серебряную цепочку на шее дочери, блеснувшую в свете свечи. Он дотронулся до нее, и драгоценная маленькая мезуза появилась из-под черной одежды. "Ты все еще носишь ее?"
"Да, отец. Но на следующей неделе, когда я стану послушницей монастыря, я расстанусь со всем, что мне принадлежит, в том числе с бабушкиным подарком".
"Она - еврейка - погибла в огне гордо, как и жила. А ты, моя дочь... посмотри". Отец нажал на звено, соединявшее мезузу с цепочкой, и задняя стенка серебряной коробочки открылась. Он вынул пергамент. "Погляди. Наша семья всегда держалась своей веры во Всевышнего и в его Тору. Все это написано здесь - на пергаменте. От этого нельзя отказываться, нельзя даже ценою жизни".
"Вам дается еще пять минут", - вновь раздался голос из окна под потолком.
"Грасиэлла, дитя мое, нам лучше умереть вместе, как умерла твоя бабушка, лучше умереть верными своей семье и народу, чем оказаться предателями". Отец и дочь снова обнялись и горько заплакали, ожидая неминуемой смерти.
И вдруг послышался знакомый голос. "Идите скорей сюда", - произнес он. Это была старая Дуэнья! Она появилась из маленькой дверцы в углу и туда же повела отца и дочь - по темным, безмолвным переходам и узким лестницам, полным грязи и нечистот.