Серебряная пуля
Шрифт:
Василий оказался своим парнем. Видимо, он сначала опасался какого-то подвоха, но Безменов и подошедший к тому времени Осипов произвели на него большое впечатление. Особенно он был польщен знакомством с Осиповым, публикации которого, как оказалось, хорошо знал.
– Тот самый, – недоверчиво крутил он головой, – а к нам зачем? – Узнав, что на отдых, опасливо косился в угол, фыркал в сомнении. Снова помогло магическое удостоверение. Он разглядывал его минут, наверное, пять, потом почтительно тряс руку известного журналиста, заглядывал в глаза…
Василий рассказал все, что знал, однако ничего нового, увы, не сообщил. Единственное,
– Была у меня одна идейка, – рассказывал Василий, – думал, может, какой из мишек убежал да и прикончил эту самую Поволокину. Там в цирке как раз перед этим небольшая заварушка вышла. Медведи вроде взбунтовались. Правда, без всяких инцидентов. Никого, к счастью, не покалечили. Укротитель у них опытный, цыган. Фамилия Лазаренко, но по-цирковому зовут его как-то чудно. Мазарини, что ли. Не помню. Они и сейчас гастролируют где-то на побережье. Не у нас, а в Солнечном, по-моему… Так вот. Я пытался связать убийство и инцидент в цирке. Но оказалось – ерунда. Медведи из клеток не бегали. В общем-то и все. Так что, ребята, рад бы помочь, да нечем.
– А далеко до Солнечного? – поинтересовался Осипов.
– Километров тридцать.
– Ты что, в цирк захотел? – обозлился Безменов.
– Надо бы проверить, найти этого цыгана.
– Тебе же сказали, медведи клеток не покидали.
– И все-таки!
– Можешь съездить один. Я туда не ходок. Достаточно мне здешней милиции. Отправляйся, а я буду на пляже.
2
Дорога на Солнечное шла высоко над морем, а сам поселок лежал в низине, в уютной зеленой бухте, и Осипов еще издали увидел шапито. Его пестрый круглый шатер казался кораблем, который вот-вот должен выйти в открытое море. Радостно трещали на свежем ветру разноцветные флажки и вымпелы, вздувался и опадал купол. Осипов давным-давно не видел ничего подобного, и в душе у него возникло неясное детское воспоминание. Ощущение праздника.
Возле шапито было пустынно. Осипов уже хотел покинуть машину и идти на поиски неведомого укротителя, как вдруг к машине подскочил длинноволосый смуглый мужчина средних лет, одетый, несмотря на жару, в теплые вельветовые шаровары, такой же просторный синий пиджак и хромовые сапоги.
– Эй, парень! – воскликнул он. – Заработать хочешь?!
– Не хочу. – Осипов уже почувствовал, что от вельветового не отвяжешься.
– Слушай! Очень надо! Заплачу, не обижу. И в кабак свожу, – сказал человек в сапогах, с надеждой вглядываясь в лицо Осипова.
– А в чем дело?
– Очень надо в Феодосию.
– А сколько до нее?
– Километров пятьдесят.
Осипов отрицательно покачал головой.
– Ну выручи, земляк. Тут такое дело… – Мужчина в сапогах утер смуглое потное лицо и с тоской посмотрел на Осипова.
– Я, понимаешь, в этом цирке работаю. Номер у меня. Дрессированные медведи.
Осипов насторожился.
– Да. Выступать сегодня вечером, а один мишка возьми да заболей. Не знаю, что с ним. Совсем вставать не хочет. Если бы заноза или еще что, я бы сам справился. А тут не могу. Ветеринара нужно. Да еще помощник, собака, загулял. Ветеринара поблизости нигде нет. Только в Феодосии. Там хороший такой парень. Костей зовут. Молодой, но понимает животных. Давай его привезем сюда. Пусть медведя посмотрит. Яшку пусть посмотрит.
Человек, бессвязно произнося все это, внимательно вглядывался в лицо Осипова, пытаясь прочесть на нем согласие.
– Садись, – сказал Осипов.
– Ну ты молодец, – просиял смуглолицый, – выручил. Мы мигом. Лишь бы Костя на месте был.
– Вас, собственно, как величают? – поинтересовался Осипов, когда они выехали из поселка и рванули по шоссе.
– Гаврила Лазаренко моя фамилия, – отозвался человек, – в цирке называют Габриель Сабатини, а по паспорту Гаврила Лазаренко. Я с медведями…
– А ведь я именно к вам ехал…
– Ко мне? – переспросил Лазаренко, не особенно удивившись. – А ты кто? Только давай на «ты». Не люблю я это «ты – вы», «вы – ты». Не обижайся. Ты мне крепко помог. Лишь бы Костя на месте… Так зачем я тебе нужен?
– Я, собственно, журналист из Москвы.
– А-а. То-то смотрю, номер московский. Про цирк пишешь?
– Да не то чтобы…
– А я зачем тогда тебе нужен? Про меня редко пишут. Кто я такой? Не Запашный, не Филатов… Хорошо у тебя машина идет, через полчаса в Феодосии будем. А там Костю берем – и сюда. Костя обязательно поможет. Не может не помочь. Лишь бы дома был. Яшка, ты понимаешь, самый шустрый в номере. На нем все держится. Не дай бог, сдохнет. Так зачем я тебе нужен?
– Ты в прошлом году тоже здесь гастролировал?
– Недалеко отсюда. В Приморском городке. Сезон там кончали.
– И вот я слышал, у тебя медведи взбунтовались.
– Медведи?! У меня?! Ты что-то путаешь, друг.
– Ничего не путаю. Мне об этом в милиции сказали…
– В милиции… Слушай, ты кто?
– Я же говорю – журналист из Москвы.
– А не ревизор?
– Вот мои документы.
– Да не нужны мне документы. Верю. Ты вроде хороший парень. Вот только я не понимаю: «В милиции сказали – медведи взбунтовались». Чего ты хочешь?
– Видишь ли, я пишу материал об одном убийстве, вернее, серии убийств… Одно из убийств произошло в те дни в Приморском городке. Похожее по почерку… По обстоятельствам, то есть.
– И что же? Медведь, что ли, их убивал?
– Это-то я и хотел узнать.
– Ты, парень, весельчак. Неужели ты думаешь, если бы мой зверь кого-нибудь убил, я об этом не знал бы? А если бы знал, то держал бы такого зверя при себе?
– Я ничего не думаю…
– Да. Ты прав. Той осенью произошел маленький базар. Немножко мишки пошумели, но из клеток – ни-ни. Что ты! За такое могут и по шапке дать. Подсудное дело. У меня ни разу звери не бегали. Да, к слову сказать, медведь не тот зверь, чтобы, вырвавшись из клетки, мог что-то особенное натворить. Тигр и лев, те – да. Но мишка… – Лазаренко покачал головой. – Мишки у меня смирные.
– Но ведь из-за чего-то они в тот день изменили своему характеру?
– Кто знает. Медведь не человек. У него не спросишь: «Ты чего, дорогой, балуешься?» А вот и Феодосия. Езжай пока прямо, теперь направо.
К счастью, Костя оказался на месте. Он без лишних разговоров прихватил свой чемоданчик и влез в машину.
На обратном пути дрессировщик и ветеринар вели в основном профессиональные разговоры, и Осипов помалкивал. Он уже жалел, что позволил себя уговорить. Наверняка Безменов уже ждет его и, очевидно, поминает недобрым словом.