Серебряная роза
Шрифт:
— А что вы сейчас туда кладете?
— Мускатный орех и белладонну.
— Побойся Бога, девочка! Это же сильнейшие снадобья!
— В правильной пропорции они всего лишь принесут вам целительный сон, — убежденно произнесла она. — Я уже говорила вам, дорогой супруг, что знаю толк в таких вещах.
Опустив в чашу последнюю из трав, Ариэль размешала напиток, перелила его в кубок и поднесла мужу.
— Должен признаться, что сон редко освежает меня, — со слабой улыбкой произнес тот, беря кубок в руки. — Думаю,
— Я сплю достаточно хорошо без всяких снадобий.
— Пусть так. Но я надеюсь, что вы понимаете мои опасения?
Улыбка Саймона стала чуть шире, и Ариэль поняла, что он говорит вполне серьезно: ее муж выпьет лекарство только в том случае, если жена отведает его первой.
Наполнив второй кубок для себя, Ариэль с лукавой улыбкой взглянула в глаза мужу.
— Ваше здоровье, супруг мой.
И, приветственно приподняв кубок, молодая женщина отпила несколько глотков.
— Ваше здоровье, дорогая, — ответил он и осушил кубок до дна. — Вы приготовили отличный пунш. Я не чувствую никакого постороннего привкуса.
— Эти сонные травы безвкусны, — и Ариэль взяла кубок у него из рук. — Если вам угодно, я могу приготовить еще порцию без всяких добавок.
Он отрицательно покачал головой.
— Нет, в этом доме мне лучше сохранять голову ясной. Давайте-ка лучше укладываться.
Встав со стула, он проковылял к кровати, наклонился и вытащил из-за спинки злополучное складное ложе.
— Когда я согрею ногу, то уступлю грелку вам.
— Слабое утешение для человека, которого лишили собственной кровати, — надув губки, произнесла Ариэль.
— Но я вовсе не лишал вас кровати. Мне кажется, я ясно дал понять, что буду рад разделить ее с вами.
— Только если вы положите между нами обнаженный меч, — заявила она.
— Несите его.
С этими словами Саймон задул свечу у изголовья кровати и, повернувшись к жене спиной, сбросил одежду и забрался на высокую постель.
Ариэль быстро отвернулась, успев, впрочем, бросить взгляд на его обнаженное тело: длинная и стройная спина, узкие бедра, мускулистые ноги. Ей снова пришло в голову, что никто, взглянув на это сильное тело воина, не подумал бы, что ее муж так сильно искалечен.
Со вздохом облегчения Саймон откинулся на подушки, потом снова закинул руки за голову и в темноте нашел взглядом фигуру жены.
— Если хотите, можете взять мое покрывало.
— Чрезвычайно вам признательна!.. — с откровенной иронией пробормотала Ариэль, сдергивая с кровати толстый плед и набрасывая его поверх своего узкого ложа. — Но надо ли столь пристально смотреть на меня?
— Пусть я и не делю ложе со своей женой, но не понимаю, почему бы мне хоть не полюбоваться ею… Нет, серьезно, Ариэль, я искренне наслаждаюсь вашей красотой.
Молодая женщина покраснела.
— Я не очень-то привыкла к подобным комплиментам.
— Действительно, сомневаюсь, что вам приходилось часто слышать их от братьев, — с кривой усмешкой произнес Саймон. — Почти уверен, что Равенспирам не дано видеть
Глаза его собеседницы, казалось, метнули молнии.
— Если, как вы считаете, моя мать любила вашего отца, она должна была увидеть его красоту; — произнесла она сдавленным от гнева голосом.
— Ваша мать по крови и по рождению не принадлежала к роду Равенспиров.
— Но я-то принадлежу к нему. Неужели вы считаете, что и мне не дано видеть красоту?
Лицо графа темным пятном выделялось на белом фоне подушки.
— Мне хотелось бы думать, что вы именно то исключение, которое подтверждает правило, Ариэль.
Она отвернулась от него и погасила лампу, так что теперь комната оказалась освещенной только огнем камина. Отступив подальше в темный угол, который не просматривался с кровати, она разделась и быстро скользнула под одеяло на свое узкое ложе.
— Ой, как холодно! — невольно воскликнула она, когда ее теплая кожа соприкоснулась с холодным как лед полотном простыни. — И вдобавок ко всему еще и сыро!
— Что ж, перебирайтесь сюда. Я положу между нами подголовный валик, — уже сонным голосом предложил Саймон, наслаждаясь теплом своей постели и тем, что боль затихала в ноге, впервые за последнее время. — Уверяю, что вам не следует бояться меня. Отведав вашего зелья, я не в состоянии претендовать на свои супружеские права.
Протяжный зевок подтвердил его слова.
Ариэль поежилась. Простыня казалась сырой, хотя Ариэль точно знала, что этого не может быть. Вдобавок сегодня она почему-то казалась еще и более холодной, чем предыдущей ночью.
— Если вы согрелись, дайте мне грелку, — стуча зубами, пробормотала она, сворачиваясь калачиком.
С широкой кровати до нее не донеслось ни звука. Ариэль прислушалась и различила лишь сонное посапывание Саймона.
— Саймон!
Снова сладкое посапывание.
Вполголоса выругавшись, она села на узкой, жесткой постели, повыше подтянув плед, и просунула руку под одеяло его постели, пытаясь на ощупь отыскать грелку. В широкой постели было почти жарко, и, когда пальцы Ариэль коснулись кожи его ног, она своей теплотой так и поманила к себе.
— Ты меня простудишь, девчонка!
От внезапно раздавшегося в темноте голоса, ничуть не сонного, она, испуганно ойкнув, отдернула руку.
— Иди сюда и перестань глупить!
Одеяло на большой кровати взметнулось вверх, и в следующую секунду Ариэль почувствовала, как мощные руки подхватывают ее под мышки. Неодолимая сила подняла и опустила на кровать ее дрожащее от холода тело; кожа сразу ощутила тепло толстого одеяла, ноги сами собой обхватили горячий камень грелки.
Ариэль вспомнила, что еще утром, рассматривая его обнаженный торс, подумала: какая, должно быть, неимоверная сила скрывается в его руках и плечах. Но сейчас она была слишком ошеломлена неожиданностью всего происшедшего, чтобы говорить. Саймон больше не прикасался к ней, но она всем своим существом ощущала его присутствие рядом с собой.