Серебряная ведьма
Шрифт:
Мири осторожно подошла к ней. Несмотря на то что глаза лошади потемнели от страха, она даже не попыталась оказать сопротивление, когда Мири взяла ее за поводья и постаралась успокоить, тихо нашептывая песенку, которая была ее особенным магическим приемом.
Лошадь дрожала от сырости, грива ее совершенно намокла и прилипла к шее. Не обращая внимания на собственные неудобства и продолжая шептать лошади ласковые слова, Мири вывела ее на лужайку.
– Все хорошо, – тихо говорила она. – Я тебе помогу. Позволь отвести тебя туда, где безопасно и сухо.
Впервые
– Конечно, ты будешь свободна. Я уже многих твоих сородичей освободила от жестоких и безответственных хозяев. Ты же должна служить этому ужасному охотнику на ведьм.
Лошадь нетерпеливо ударила копытом, ясно послав Мири мольбу: «Освободи… его. Освободи его!»
Мири была так потрясена, что едва не выпустила поводья. Лошадь не боялась Симона, а переживала за него. Испуганная тем, что он попал в ловушку, она не могла ему помочь и не желала покидать его.
Мири вытерла дождевые капли с лица, не зная, как реагировать на мольбу лошади. Сквозь шум дождя послышался треск сломанной ветки. Девушка обернулась, сердце ее упало при виде поднимающегося Симона, снимавшего с себя остатки пут. Раздумывать о том, как ответить на мольбу лошади, было поздно. Он каким-то образом сумел освободиться сам.
В гневе молнии силуэт охотника на ведьм был похож на ночной кошмар, в мокрой черной одежде, прилипшей к огромному телу, с всклокоченными волосами, мокрыми прядями, ниспадавшими на лицо, мокрой бородой и белой линией рта.
Мири уронила поводья и выхватила из-за пояса нож.
– Держись подальше, или, клянусь, я… я…
– Что? Убьешь меня?
Слова прозвучали как страшное эхо из прошлого, которое настигло ее через многие годы после той ночи в Париже, в гостинице «Шартр», когда она держала Симона под прицелом пистолета. Его реакция теперь была точно такая же, как тогда: он продолжал приближаться к ней.
– Хочешь вонзить его в меня? Ну, давай. Я не против. Смотри! На мне даже нет кольчуги.
Он распахнул камзол и сорочку, обнажив свою мускулистую грудь, покрытую густыми черными волосами, мокрыми от дождя.
Она попятилась, ударившись спиной о ствол дерева. Огромный вяз преградил ей путь к отступлению. Она подняла нож, крепко зажав его в руке:
– Не подходи, Аристид! Я не шучу!
Симон преодолел расстояние между ними одним большим шагом и подошел так близко, что острие ножа оказалось у его сердца. Он поднял руку, и она заслонилась от него, ожидая, что он собирается выхватить у нее нож.
К ее удивлению, он прикоснулся рукой к ее щеке.
– Ну же, сделай это, – произнес он усталым голосом. – Кто-нибудь обязательно прикончит меня рано или поздно. Почему бы не сделать это тебе?
Мири с трудом сглотнула слюну, стараясь сохранить свою злость и решительность, вспомнив все зло, которое причинил ей этот охотник на ведьм: потерю
Он не просто провоцировал ее, как сделал это в Париже. Симона действительно не волновало, жив он или мертв. Мири отчаянно думала, как они дошли до этого, наивные юноша и девушка, однажды повстречавшие друг друга в полночь на холме. Для Симона даже его собственная жизнь потеряла всякую ценность, а она, Дочь Земли, угрожавшая его жизни, была ничуть не лучше.
Когда она опустила руку, по телу ее прошла дрожь, нож выскользнул из ее пальцев, глухо ударившись о землю. Высвободившись от Симона, она закрыла глаза от нахлынувших переживаний, которые он всегда возбуждал в ней: гнев, сожаление, боль и отчаянное стремление к тому, что могло бы произойти.
– Будь ты проклят! – воскликнула она, заливаясь горькими слезами, которые смешались с холодным дождем.
– Слишком поздно.
– Ч-что?
Она вздрогнула от его прикосновения к ее щеке. Он вытер дождинки с ее лица большим пальцем.
– Твое проклятие, моя дорогая. Оно слишком запоздало, я уже побывал в аду.
Мири дрожала так, что не устояла бы на ногах, если бы Симон не обнял ее за плечи. Она испуганно замерла, но он осторожно прижал ее к себе. Как бы она ни презирала себя за это, но от слабости уткнулась лбом ему в плечо. Он опустил большую руку ей на затылок, погладил по волосам и прошептал, что все хорошо.
– Хорошо? – задохнулась она. – Да ты понимаешь, что я никогда не держала оружия в руках, никогда не пыталась сделать кому-нибудь плохо, пока не появился ты?
– Знаю. Извини.
«Будь он проклят за то, что выглядит так, будто действительно сожалеет», – подумала Мири. Вот тебе и похвасталась, Мари Клэр, что знает, как справиться с Симоном снова встретится с ним. С каким отвращением смотрела бы теперь аббатиса на то, как она обнимается с охотником на ведьм. Не говоря уже о том, как бы отнеслись к этому Арианн и Габриэль. Мысль о сестрах побудила её оттолкнуть Симона.
Утерев слезы и капли дождя с лица, она справилась со своими путаными чувствами и сосредоточилась только на том, что имело для нее смысл, – на лошади, которая стояла рядом и дрожала.
– Твоя лошадь замерзла и напугана, – сердито доложила она Симону. – Надо укрыть ее от дождя.
Маленький сарай за домом был уютный и сухой, воздух наполнен запахами, которые Мири всегда считала успокаивающими и знакомыми, – запахами сена и лошадей. Поежившись от промокшей одежды, Мири указала на пустое стойло. Симон завел свою нервную лошадь внутрь.
Это было странное завершение их конфликта – молчаливое согласие в заботе о лошади, которую Симон называл Элли. Но Мири решила, что им обоим легче общаться с лошадьми, чем с друг с другом.