Серебряное прикосновение
Шрифт:
Он сидел возле пылающего камина с трубкой в зубах, а Эстер тут же, напротив него, в кресле, штопала его чулки.
— Я знаю, что Джек всегда возьмет меня обратно на работу в Хиткок, — начала она издалека, — но Марта будет против, а я не хочу доставлять ей удовольствие отказать мне в месте. Говорят, в «Ред Лайон» есть вакансия горничной. Это совсем недалеко отсюда, а зарплата должна быть неплохой. К тому же еще чаевые… Миссис Берлей — будет присматривать за Джоссом, пока я буду на работе.
Джон опустил трубку и с улыбкой покачал головой.
—
— Почему? — спросила Эстер, быстро взглянув на него и сразу же опустив глаза на шитье.
Она искренне надеялась, что ей удастся уговорить Джона. Поэтому она и выбрала подходящий, как ей казалось, момент для разговора. Но после таких слов Эстер вдруг почувствовала неуверенность и слабость своих доводов.
— Ты же знаешь, что на твою зарплату мы еле-еле сводим концы с концами.
Это был не слишком тактичный способ выразить свою постоянную заботу о деньгах, но все же эта боль долгое время зрела внутри Эстер, и теперь скопившееся напряжение спровоцировало поток тяжелых, неоправданных слов.
— А если я тоже стану зарабатывать, то мы сможем все изменить в жизни. Что ты имеешь против?
Ответ Джона прозвучал так, будто он вообще не понимал, о чем идет речь.
— Ты ведь моя жена, дорогая.
Эстер не нужно было напоминать об этом. Их интимная жизнь всегда была полна радости и удовольствия для обоих. Эстер вспоминала, что на первых порах своего знакомства с Джоном она и подозревать не могла в таком серьезном, спокойном юноше бурю страстей.
— «Ред Лайон» совсем недалеко, к тому же это преуспевающее заведение, там всегда многолюдно. Я там буду в полной безопасности, если тебя волнует именно эго.
— Не уверен. Дело не в твоей безопасности. Жены мужчин семьи Бэйтмен никогда не работали. Они занимались только домом, детьми. Даже когда финансовое положение фамилии изменилось к худшему.
Игла, двигавшаяся размеренным шагом вдоль натянутой на деревянную подставку ткани, вдруг неожиданно замерла, потом ткнулась в твердую поверхность и резко натянула нить. Эстер, услышав эти слова Джона, даже сбилась с ритма.
— В деревне легче жить в благородной бедности, где к саду можно выращивать какие угодно овощи и фрукты, где делают запасы солонины на зиму, покупая дешевейшее мясо по осени, когда забивают скот. Я все это знаю из своего личного опыта. В Лондоне все по-другому. Здесь полно семей, где мужья позволяют женам приносить в дом дополнительные деньги, потому что они честно заработанные. А самые счастливые, удачливые женщины — это те, которые сумели сделать свою карьеру, как та женщина-фармацевт, у которой своя аптека на Сент-Мартин Лейн. И еще женщины-ювелиры, имеющие в распоряжении свои мастерские. А что говорить о владелицах магазинов и таверн, кружевных ателье, меховых ателье? Как, например, вдовы с детьми на руках могли бы прокормить их и выжить сами, если бы не продолжали дела своих мужей, по закону вступив во владение их мастерскими и цехами? И не говори мне ничего о женщинах
— Для меня ты тоже леди. Самая настоящая.
В любой другой момент, услышав подобные слова, Эстер сразу же растаяла бы, перебралась бы к Джону на колени, чтобы поцеловать его, и закончилось бы все это любовью прямо на полу комнаты. Но в тот вечер Эстер была рассержена, причем злость ее медленно закипала, как металл в горне, и этот процесс уже нельзя было остановить.
Игла с ниткой быстро двигалась по ткани, штопая дырку.
— Это ничего не меняет. Если ты не хочешь, чтобы я работала в таверне, я поищу что-нибудь другое. Всегда можно найти место в пекарне, прачечной, швейных мастерских. В Хиткоке меня этому прекрасно обучили.
Эстер словно навязывала ему этот компромисс и уже была готова взорваться, если он опять отвергнет ее предложение.
— Знаешь, все-таки я эгоист, — объявил Джон, выбивая трубку об угол кирпичной стенки камина. — Брошу курить, и нам не придется тратить деньги на табак.
Такое самопожертвование привело Эстер в ярость. Она резко вскинула голову и отбросила шитье на пол.
— Эти жалкие несколько пенсов, что ты тратишь на табак два-три раза в неделю! Они что, смогут накормить, одеть и обуть нас?
Джон изменился в лице.
— А твои заработки? Они смогут накормить, одеть и обуть?
— Да! Смогут!
— И какой ценой мы будем иметь эти дополнительные деньги? Джосс на попечении совершенно чужих людей, а ты? Твое положение будет почти что рабское.
— Миссис Берлей — добрая, хорошая женщина, она наша соседка, и я вполне могу доверить ей Джосса.
— Можешь. Но я не позволю тебе этого делать.
Джон вдруг со страхом понял, что внутри у него опять зреет всплеск бездумной, неконтролируемой ярости. Зреет помимо его воли.
Эстер возмущенно всплеснула руками.
— Ради всего святого, перестань строить из себя благородного! От этого и происходят все наши беды. Я знаю, что это дается с рождением, и что ты это впитал с молоком матери, и что тебе трудно отказаться от своих привычек. Но нужно быть практичным. Мы — семья бедняков с ребенком на руках, и живем не в загородной резиденции с кучей прислуги!
— Вот этого мне говорить не надо! — наконец сорвался Джон.
Нервный стресс, с трудом сдерживаемый им в течение последних месяцев, выплеснулся наружу.
— Ты, конечно, сделала тут маленький рай посреди адского тумана, но неужели ты думаешь, что я не мечтаю о лучшем доме для тебя и Джосса? Я ненавижу эту помойку!
Джон вскочил и стал в ярости потрясать кулаками, словно обращаясь к стенам и потолку.
— Меня тошнит, тошнит от этой развалюхи, от каждодневных пьяных скандалов и драк у соседей! Я считаю это оскорблением — жить в окружении разного бандитского сброда, проституток, занимающихся своим ремеслом прямо у нас под окнами, ежеминутно слышать грязную брань, которая в этой крысиной дыре стала обычным средством общения!