Серебряное зеркало

Джеллис Роберта

19.

Барбара пришла в бешенство, когда услышала, что ей запрещено покидать Англию, в то время как Альфреда выдворяют из страны. Поэтому она очень обрадовалась, узнав, что муж вместе с Глостером примет участие в турнире. Ее уже не так сильно беспокоило, что Альфреда могут ранить в поединке, ведь она знала, как он искусен. Она неоднократно наблюдала за его боями и была уверена в его победе.

Барбара не слишком беспокоилась и о том, какую реакцию у сторонников обеих партий — Лестера и принца Эдуарда — вызовет объявление Альфреда доверенным лицом лорда Глостера, главное — обойти распоряжение покинуть страну. Так же, как Глостер и Альфред,

она пришла к выводу, что оба распоряжения не могли исходить от Лестера, хотя на письмах стояла его печать. Она не стала высказывать свою мысль вслух, чтобы мужчины не сочли ее тщеславной, но была убеждена: все было каким-то образом подстроено Гаем. Не то чтобы младшего Монфорта до сих пор влекло к ней, скорее всего теперь его единственной целью было унизить Альфреда.

Сначала она сгорала от нетерпения поскорее увидеть, как ее муж будет ставить кровавые отметины на самодовольных лицах Саймона и Гая; от этих синяков они не скоро оправятся. Она перестала прятаться в доме, даже стала посещать двор, но всегда в сопровождении Глостера и Альфреда. Если кто-нибудь из братьев приближался к ней, то на ее губах появлялась усмешка и она смотрела на Монфортов свысока, зная, что этим доставляет большое удовольствие сопровождающим ее мужчинам. Однако после нескольких встреч Барбара почувствовала беспокойство, потому что заметила какое-то ликование, скрывавшееся за яростью Гая. Второго февраля она выяснила причину. Четверо вооруженных стражников пришли в дом Глостера, чтобы «арестовать Альфреда д'Экса — иностранца, превысившего срок своего пребывания в Англии».

Конечно, они посмели ворваться в дом. Человек Глостера, который был предупрежден, что это может произойти, рассмеялся им в лицо, и оружейный мастер Гилберта предъявил им впечатляющий документ, четко написанный на большом листе пергамента и скрепленный личной печатью Глостера и большой печатью Англии. В нем утверждалось, что сэр Альфред д'Экс — слуга графа Глостера и имеет право оставаться в Англии и свободно путешествовать по всему королевству по делам своего хозяина и своим собственным в течение одного года и одного дня. Копия Документа была передана стражникам в руки. Оружейный мастер сообщил удивленному капитану, что еще одна копия была собственностью сэра Альфреда, а еще несколько отосланы на хранение в надежные места, чтобы быть готовыми к предъявлению в случае подачи жалобы.

Когда о попытке ареста доложили Альфреду и Гилберту, они понимающе кивнули друг другу и принялись обсуждать, какой следующий шаг им предпринять, чтобы обеспечить себе победу на Данстебльском турнире. В это время у Барбары родилась еще одна мысль. Она поняла, что, пока Альфред и Гилберт не убьют Монфортов, результат турнира не окажет на зарвавшихся братьев никакого действия, а только увеличит их ненависть. Они не прекратят свои попытки отомстить и будут действовать исподтишка. Так что она даже испытала облегчение, когда через два дня Гилберт получил приглашение поговорить с Лестером.

— Интересно, кто морочит ему голову или подкупает, жалуясь, что ты нарушаешь распоряжение покинуть страну, — сказал он Альфреду, после того как сообщил посыльному, что принял приглашение Лестера. — Или пожаловались, что у меня в доме живет иностранец?

— Если можно, я пойду с тобой, — мягко предложил Альфред. — Ты будешь защищать свое право выбирать слугу, но мне хотелось бы самому поговорить с Лестером о попытке разлучить меня с собственной женой.

— Я тоже хочу пойти, — вмешалась Барбара. — Я просто хочу объяснить, что также возмущена попыткой разделить нас.

Глостер перевел взгляд с одного на другого и улыбнулся.

— Я не нуждаюсь в защите, — покачал

головой он, но его лицо выражало благодарность.

— Я не собираюсь защищать тебя, — сухо сказал Альфред. — По правде говоря, то, что я хочу сказать, может вызвать еще больше раздражения…

— Это как раз то, чего я боюсь, — резко прервала Барбара. — Вы отправляетесь на эту аудиенцию, словно разъяренные быки, готовые ввязаться в драку. Мне не больше, чем вам, нравится то, что они делают, но я не настолько слепа. Вспомните, что сам Лестер, возможно, совершенно ни при чем! Кто знает, что ему наплели?! Думаю, пора открыться, что Гай преследует меня с низкими намерениями.

При первых словах Барбары оба мужчины собрались протестовать, но потом передумали. Глостер действительно чувствовал беспокойство из-за предстоящего разговора с Лестером: как бы там ни было, он принял на службу Альфреда уже после предписания тому покинуть страну. Он понимал, что доводы Барбары снимут с него обвинение, поверит ей Лестер или нет. Альфред был очень доволен тем, что Барбара готова поддержать его в любом споре, и особенно тем, что она вслух заявит о своей привязанности к нему: многие жены были бы только счастливы, если бы их мужей выслали. Барбара надеялась, что жалоба на Гая убедит Лестера отменить запрет на ее выезд из страны и они с Альфредом смогут покинуть Англию, а это мгновенно устранит не только проблему притязаний сыновей Лестера к замужней даме, но увеличит их шансы победить в предстоящем турнире.

Они были уверены, что Лестер пригласил Глостера, чтобы сделать ему выговор за укрывательство Альфреда. Поэтому были крайне удивлены, когда он, узнав Альфреда и Барбару, вежливо поклонился. Питер де Монфорт, стоявший рядом со своим кузеном, приветливо улыбнулся им. Барбара и Альфред переглянулись за спиной Глосте-Ра. Их взгляды красноречиво спрашивали: а знает ли Лестер о тех распоряжениях, которые так огорчили их?

— Я просил вас прийти, Гилберт, — начал Лестер любезно, но с некоторой властностью, которая не предполагала возражений со стороны Глостера, — чтобы лично напомнить вам, что король запретил проводить сейчас любые турниры.

— Но сейчас лучшее время года для турниров, — возразил Глостер, настолько сбитый с толку неожиданным оборотом дела, что только услышал слова, не понимая их значения. — Хлеба сжаты, молодая трава в полях, которую можно потоптать, еще не выросла, никто не занят делом, и все ищут развлечений…

— Да-да, — продолжал Лестер, как только Глостер замолчал. Он говорил нетерпеливо, словно взрослый, объясняющий ребенку что-то очевидное. — Но разве вы не видите, что сейчас, когда идут переговоры об освобождении принца, мы меньше всего хотим собрать большую толпу праздных вооруженных людей? Я не могу позволить этого.

— Вы не можете позволить? — резко переспросил Глостер.

— Сейчас…

— Мне показалось, вы сказали, что это запрет короля. — Голос Глостера звучал тихо, но твердо.

— Не ведите себя словно избалованное дитя, Гилберт. Вы сможете развлечься в другой раз…

— Только король имеет право руководить мной. — Лицо Глостера покраснело теперь, как и его волосы, но голос звучал ровно и твердо. — А вы, милорд, не имеете на это права. Я никогда не слышал и не соглашусь с тем, чтобы один из нас был поставлен над другим. Я не говорил вам об этом прежде, потому что вы были благоразумны и беспристрастны. Никакие вооруженные отряды под моим командованием не смогут предотвратить освобождение Эдуарда. В четверг на масленичной неделе состоится то, что вы назвали «моим развлечением». Этот день согласован с вашими сыновьями, и я назову трусами всех, кто принял приглашение, но не придет.