Серебряные фонтаны. Книга 2
Шрифт:
Порой и мне хотелось немного посидеть под забором и побездельничать. Теперь я плохо спала по ночам. Ребенок, казалось, просыпался в это время, а когда он наконец успокаивался и мне удавалось заснуть, мне снились кошмары. Лео снова писал карандашом, и я стала видеть его во сне. Он шел по грязи с носилками, а грязь хлюпала и засасывала его – я знала, что немецкие пушки готовы открыть огонь, а он был на виду, слишком тяжело нагруженный, чтобы бежать, и медленно волочил ноги по скользкому настилу... Я пыталась кричать, чтобы предупредить его – открывала рот, но не издавала ни звука, словно рыба, выброшенная на берег. Я хотела подбежать к нему, но не могла сдвинуться
Я просыпалась в ознобе и испарине, мои ноги сводило судорогой. Лежа в темноте, я словно слышала голос Альби: «В августе мы заняли Дайкбуш – жалкие развалины посреди моря грязи... дорога на Менен была так разбита снарядами, что по ней было невозможно ехать. Я вынул офицерский револьвер, потому что капрал попросил меня застрелить мула, увязшего в болоте. Бедная скотина, ее глаза были полны ужаса. Некоторые солдаты тоже оказывались там. Стоило соскользнуть с дощатого настила... Это место называлось лесом Шато – наверное, прежде тут рос лес, а теперь остались только обгорелые пни, торчащие из вонючей трясины. Снаряды летели так часто, что скосили остатки деревьев. Во Фландрии даже деревья терпят мучения».
Я думала о Фрэнке с его начищенными ботинками и безукоризненной формой посреди этого опустошения – и о Лео. Каждый раз, когда Альби упоминал о носилках или полевых санитарных пунктах, мои уши настораживались. Я слушала, представляя Лео бок о бок с другими санитарами на мененской дороге под Хугом, где подобрали Альби. Я представляла его в том конкретном укрытии, которое описывал Альби – оно было построено немцами, но теперь использовалось как пункт первой помощи солдатам, подобранным на полях сражений. Альби говорил, что это сооружение казалось огромной жабой, обозревавшей из кратера окружающую его темную воду. Мертвая вода, мертвая, как тела, которыми усеяна земля вокруг этого отвратительного кратера.
Я спросила у Альби, видел ли он Лео, но он, конечно, не видел, иначе с порога сказал бы мне об этом. «Но он недалеко оттуда, Эми, я знаю, где была Пятьдесят первая дивизия с конца сентября. Мне повезло больше, нас перевели оттуда в последнюю неделю августа. Нас осталось так мало, что мы были там бесполезны».
Я лежала в темноте, ребенок Лео ворочался в моем чреве, а я думала о Лео, бредущем по этой дороге с тяжелыми носилками и слушающем стоны раненых, представляла, как липкая грязь хватает его за ноги, а над головой визжат снаряды. Я содрогалась, хотя лежала в теплой постели – наверное, но как же, должно быть, он содрогался там.
Однако следующее письмо было написано чернилами. Лео написал, что его подразделение выведено в тыл, на отдых, и они целыми днями играют в регби.
Все мои сослуживцы могут играть в футбол , но един ственный имеющийся мяч , забытый кем-то из офицеров , оказался мячом для регби , поэтому они настояли , чтобы я показал им , как играть в регби. В результате я снова играю защитником. С какой неохотой я занимался этим в моло дости – я поклялся , что , выйдя
Положив руку на живот, я сказала младенцу:
– Твой папа играет в регби! – у меня потекли слезы, но они были слезами облегчения.
Вскоре я пролила еще больше таких слез, потому что на следующей неделе пришла открытка от Фрэнка, для Флоры : «Мы на постое в тихом и приличном месте. Здесь скучновато , но есть хорошие места для верховых прогу лок».Значит, они оба были в безопасности, хотя бы на время.
В начале марта Альби удалось ненадолго выбраться к нам. Элен увела детей на прогулку, а я не знала, куда они пошли.
– Они скоро вернутся, – сказала я. – Подождем их наверху.
Я привела Альби в свою гостиную. Он сел на стул напротив меня, выглядя степенно и непривычно в своей новой форме. Я стала расспрашивать его о братьях и дяде Альфе.
– Отец в тылу, в базовом лагере – у него, слава Богу, обострение ревматизма, а Джорджа скоро призовут в армию.
– Джорджу еще рано в армию.
– Ему в декабре исполнилось девятнадцать, Эми.
– Рождественский подарок тети Агнес, – улыбнулась я.
– Да. Кажется, это было совсем недавно, правда? Мы жили хорошо, пока папа не потерял работу, а мама не заболела, – он вдруг спросил: – Эми, а когда умерла твоя мама?
Я открыла рот и снова закрыла.
– Одновременно с моей матерью, – тихо сказал он. – Разве не так, Эми?
– Я... я никогда не сказала бы тебе об этом... Тебе сказал дядя Альф?..
– Нет, я сам догадался. Но Нед всегда говорил, что ты – дочка двоюродной сестры нашей матери. Он не хотел верить... что она... – Альби выглядел очень печальным.
– Это потому, что она очень любила, – поспешно сказала я. – Они с моим отцом хотели пожениться, но...
Я запнулась, и Альби закончил за меня:
– Но он умер, – небольшая ирония и горечь сожаления, прозвучавшие в словах, говорили сами за себя. Альби тихо сказал: – Бедная мама, – а затем мы услышали голоса детей, поднимающихся по лестнице.
Лежа этим вечером в кровати, я сказала своему младенцу: «Может быть, скоро приедет твой папа». Мой ребенок энергично толкнулся в ответ – я была уверена, что это мальчик. По словам доктора Маттеуса, мой срок истекал на первой неделе мая, и червячок страха уже шевелился во мне, когда я вспоминала, как это больно – я была трусихой. Но, может быть, к этому времени Лео придет в отпуск и побудет со мной, чтобы успокоить и поддержать меня, как он это делал, когда рождалась Роза.
В следующем письме я ответила на его озабоченные вопросы о своем здоровье, а затем написала: