Серебряные небеса
Шрифт:
Десятки колонн лилового хрусталя, отражаясь в зеркальных пластинах полов и стен Высокой Академии Истории и Литературы, множились в несколько раз, порождая эффект калейдоскопа и доходя до нескольких иллюзорных сотен. Совсем юная черноволосая девушка, почти ещё девочка, быстро и целеустремлённо шла по коридору, звонко цокая острыми каблучками высотой дюйма в три. Её струящееся, будто сотканное из воды, платье плавно перетекало при ходьбе, будто маленькая река заключила её в свои объятия. Дизайн платья роднил его с древнегреческим хитоном. С правого плеча молодой особы свисала тонкая серебряная цепочка с кармашком на конце, в нём хранился её персональный коммуникатор – визиофон, включавший в себя аналоги вычислительного и запоминающего устройств, фотоаппарата и камеры с разрешением до сорока тысяч мегапикселей и возможностью выбирать между двухмерной съёмкой,
Девушка выглядела не старше шестнадцати лет, казалась щуплой и хрупкой до ассоциаций с несчастливым детством, неухоженностью, создавая обманчивое впечатление недокормленности, её рост не превышал ста шестидесяти сантиметров. На открытом, милом, нежном личике, не знавшем косметики, застыло выражение озабоченности и беспокойства, типичное для тех, кто внезапно получил не то, чтобы совсем уж катастрофические, но однозначно неприятные и грозящие длительными негативными последствиями новости.
Девушка спустилась с двадцатого этажа на первый по левитирующим на одинаковом расстоянии друг от друга благодаря сложной магнитной системе механическим ступеням, висевшим без опоры и даже перил, обманчиво невесомым. Первым, что она увидела, был самый претенциозный, на её вкус, предмет во всей Академии. В центре вестибюля простирал на все четыре стороны света свои тонкие, будто стрекозиные крылья, лопасти золотой, блестевший в свете трёх огромных ламп, подобно королевскому венцу, геоскоптер – прибор для сканирования почвы, чаще всего с высоты птичьего полёта, его можно было запускать в труднодоступные для гуманоидов, или же попросту населённые опасной флорой и фауной места. Его сегментированные крылья могли изгибаться, и даже схлопываться, а из подбрюшья выдвигалась дюжина лапок, на которых устройство умело вполне благополучно семенить. Геоскоптер подпитывался от солнечных лучей и за час обычно получал достаточно энергии, дабы профункционировать около суток без перерыва. Параметры рабочей модели были значительно скромнее, данная же скульптура выступала лишь обычным символом. На факультете истории имелась кафедра основ археологии – не то учебное заведение, чтобы изучать таковую науку по-настоящему глубоко, но предмет официально считался обязательным для общего образования историков, как смежный с их профессией.
Под той лопастью, что тянулась на север, девушку ожидала посетительница, представлявшая собой её на полторы головы более высокую и производившую впечатление более уверенного в себе человека копию. Впрочем, первые же слова дамы показали, что, на самом деле, всё обстоит наоборот:
– Доченька! Мы с твоим отцом разошлись, и я собираюсь через два дня уехать из столицы! Ты со мной?
Девушка опустила взгляд. Ей было известно, что закон страны, в которой они проживали, строго-настрого запрещал забирать детей, вышедших из грудного возраста, без их согласия. Именно они, а не родители и не государственный суд, решали, с кем им предстоит остаться.
– Я не могу бросить занятия, мама. Моя группа полагается на меня. Так не делается. Кроме того, тебе отлично известно, что папу лучше не оставлять одного.
– Твой отец хотел бы, чтобы ты родилась мальчиком. Тогда он муштровал бы тебя, как пытался это сделать даже со мной, а потом взял бы в бойцы этой своей коллекции легальных убийц.
– Когда я доучусь, я бы хотела вступить в ряды членов его организации, хоть мой пол и не устраивает отца. И, мама, ты заблуждаешься насчёт них. Если отец такой – это не значит, что и все там одного с ним сорта, – тихо, но безапелляционно промолвила девушка. – Я остаюсь.
Женщина судорожно захватила воздух ртом. Её явно распирали эмоции – но она сдержалась.
– Когда ты одумаешься – поздно будет, – сухо и резко, предостерегающим тоном заявила эта достойная мать.
– Пусть так. Но я должна попробовать.
Ничего больше не говоря, не прощаясь, женщина отвернулась от дочери и вышла из празднично сверкавшего, будто аметистовая подвеска, нарядного холла на улицу через вращавшуюся дверь. Девушка проводила её долгим, ничего, кроме сожаления, не выражающим взглядом и вздохнула. Она прекрасно
Глава 1. Новый пассажир
В сущности, сам по себе день ничуть не отличался от бесчисленной вереницы таких же, предшествовавших ему, и не меньшего числа тех, что должны были за ним последовать. Погожее, безмятежное, райское благолепие лазурных просторов, сливавшихся с обнажённой до невыносимой яркости белизной, скрадывавших почти безупречно гладкую и ровную линию горизонта. Линия эта, выгорая предельно, становилась чем-то условным, лишь подразумеваемым. Планета достигла перицентра орбиты, так что на ней царил самый разгар сухого сезона, с почти критическим минимумом осадков, а жара нередко становилась изматывающей, едва терпимой. Некоторые особенно чувствительные к условиям климата индивиды даже умирали – по большей части, те, кто был привычен к куда большей влажности или низшим температурам.
Лохматый, сверкающий, плотно сбитый ком взъерошенного солнца, напоминавшего пухлый одуванный шар и формой, и цветом, и размером, как бы завис в зените. Сутки здесь длились по сорок стандартных часов, так что уловить его движение мог бы лишь крайне терпеливый наблюдатель. Небо грандиозным белёсым парашютом привольно развернулось за спиной человеческой фигурки, падавшей стремительно и неумолимо. Облака не оскверняли своим низменным присутствием его первозданную чистоту, и оно хранило поистине буддийскую безмятежность – в отличие от мерно колыхавшейся внизу океанской глади. Благодаря пронзительному свету дневной звезды, выставлявшей себя напоказ, будто на туристической открытке с видами курортов, обязательно предписанных для посещения, вся поверхность акватории была высветлена до предела, так, что сама казалась сияющей, однако, в кристально чистой, на первый взгляд, воде резвились отлично просматривавшиеся приторно-розовые медузы. Каждая из них выпрастывала по две-три дюжины нервически извивавшихся жгутиков из-под пудингоподобных "шапок". Всё бы ничего, но подлинные размеры каждой из них позволяли захватить во все эти бледные бахромчатые щупальца по взрослому человеку и уволочь с собой на дно. Одно спасало сухопутных млекопитающих от беспощадной охоты на них – то, что, стоило лишь любой из медуз угодить на открытый воздух, как она "усыхала" до величины обычной пиявки, а минут через пять и вовсе сгорала.
А, между тем, парнишка всё продолжал подчиняться всеобщему закону тяготения, и его не спасало даже то, что на Арделле сила притяжения была лишь чуть-чуть побольше пяти с половиной метров на секунду в квадрате. Ветра почти не было, поэтому волны катились умиротворённо, флегматично и сыто – но, несмотря на отсутствие в пределах, доступных человеческому зрению, очевидной опасности, столкновение с этой приветливой, на вид казавшейся тёплой и гостеприимной, водой ни к чему хорошему привести не могло, и для несостоявшегося летуна, которому ещё предстояло одолеть несколько километров, сей факт также являлся совершенно очевидным. Растопырив руки и ноги на манер древней картины Да Винчи, или, если брать более приземлённый пример – скинутой с высоты и не понимающей ровным счётом ничего перепуганной морской звезды, какими их рисуют в детских передачах, он разевал рот в истошном крике. Странный малый смахивал на взъерошенную наглую птицу – простоволосый и растрёпанный, с шикарной шевелюрой, наподобие львиной гривы, разметавшейся на ветру, одетый в развевающийся за спиной длиннополый чёрный плащ, белую рубашку с голубыми полосками, и голубые же хлопковые штаны, то ли снявший где-то обувь, то ли потерявший таковую, ввиду чего отсверкивал на солнце босыми пятками. Вопреки всегда готовым к неожиданностям, превратностям судьбы и головокружительным приключениям героям вымышленных романов, этот парень не имел никакого вспомогательного устройства, предназначенного для прекращения либо стабилизации падения. Если бы кто-то дал себе труд собрать в нечто, хотя бы отдалённо напоминающее связную речь, полупанические и гневные обрывки его воплей, то получилось бы примерно так:
– Да перекудрить налево особо извращённым способом эти барахлящие порталы!!!
Океан явно не проникся данным выступлением, судя по тому, как эта плоховоспитанная и чёрствая сердцем светло-голубая субстанция проигнорировала оратора. Видимо, по той причине, что, в её представлении, "оратор" происходил от слова "орать", а кому же в здравом уме понравится подобное к себе обращение? Как известно, обстоятельное, спокойное и конструктивное изложение своих претензий в исключительно вежливых выражениях – ключ к плодотворной беседе.