Серебряные ноготки
Шрифт:
– Еще один кровопийца вылетит с дымом в трубу, отец-настоятель, - подвела итоги Лизель.
Бланд гордился собой, гордился своим храмом и своими благородными целями.
5
Когда Женевьева помылась и переоделась, Детлефу показалось, что она стала еще моложе. Ева Савиньен была высокой. В костюмах Женевьевы, сшитых на актрису, прототип выглядел, как сиротка Эльзи во взрослом бальном платье. Поворчав насчет пояса, вампирша подтянула юбку, чтобы ее нижняя кромка не закрывала лодыжки.
– Так-то
– Теперь я не буду в ней путаться.
Детлеф осознал, что почесывает места укусов.
То, что Женевьева вернулась, было невероятно. Это могло изменить все или ничего не означать. Одно было несомненно: он страдал. Наверное, с точки зрения вампира, десятилетняя отлучка считалась пустяком, как если бы он вышел купить пакетик измельченного табака в лавке на Люйтпольдштрассе и заскочил в кафе по дороге домой. Возможно, Женевьева останется здесь надолго, уступит его настояниям и выйдет за него замуж, а может, она исчезнет, когда часы на центральной площади пробьют полночь, и покинет его навсегда.
Это было несправедливо. Ведь она давно вспоминала о нем.
И она была здесь.
Женевьева перемещалась по комнате с обычной для вампиров скоростью. В промежутках между статическими позами она, казалось, исчезала и снова появлялась в другом месте. Его возлюбленная всегда так делала, когда была взволнована. Или только что поела. Она продолжала расспрашивать об их общих друзьях и знакомых.
– А как поживает юный принц Люйтпольд?
– Будет занят другими делами в вечер премьеры, насколько мне известно. К Тио Бланду прислушиваются во дворце.
– Им же хуже. Я была лучшего мнения о мальчике.
– Он уже не мальчик. Он выглядит как молодой правитель.
– Надеюсь, ему дадут развлечься, прежде чем женят на Клотильде Аверхеймской.
– Скорее он увлекся Евой.
Женевьева мелодично рассмеялась. Детлеф вспомнил, что она не питала теплых чувств к Еве Савиньен. Это было объяснимо: нечто оставшееся после Великого Чародея захватило власть над Евой, и девушка попыталась убить их обоих.
– Ева играет меня, я так понимаю.
– Она хорошая актриса. Савиньен прошла через всю сумятицу, связанную с Анимусом и Демоном Потайных Ходов. Ева лучше всех изображает тебя после… э… после тебя самой.
– Я оставила сцену. У меня было слишком узкое амплуа. Я играла только себя.
– Такова судьба половины великих актрис.
Женевьева опустилась в кресло, где совсем недавно сидел отец-настоятель Бланд.
Реальность вернулась. Восторг от встречи с любимой заставил Детлефа забыться на время. Теперь он вспомнил об опасности.
– Жени, сейчас в городе не безопасна для… э… таких, как ты.
– Бретонских девушек? Это не новость. Наше правительство постоянно предупреждает об опасностях, которые поджидают юных мадемуазель, только что сошедших на берег с борта корабля.
– Вампиров, Жени. Семнадцатый параграф…
– Чья это дурацкая идея? Я скажу тебе: если бы я подписала петицию в защиту этого закона, я бы сгорела со стыда и пала ниц в раскаянии.
Она лукаво взглянула на актера из-за
– Ты меня дразнишь.
– Ты хмуришься. Ветер переменится, а твое лицо таким и останется.
– Только не мое лицо. Я мастер перевоплощения. Это ты никогда не меняешься.
Женевьева скорчила гримасу, изображая рассерженного вампира. Ее брови встопорщились, клыки заострились.
– Гляди, я чудовище. Меня нужно обратить в пепел или закопать в землю, - сказала она и показала язык.
– Тебе следовало остаться в лесу или вернуться в свое убежище на краю света. Все это скоро закончится, и ты снова будешь в безопасности.
Внезапно Женевьева стала серьезной:
– Детлеф, мне надоело прятаться и трястись за свою жизнь. Что, если бы Глинка снова начал свой Крестовый поход и все театральные представления были запрещены? Ты согласился бы укрыться в монастыре и, ждать, когда все это закончится? Думаю, ты бы устраивал спектакли в задней комнате трактира или на лесной опушке, в любом месте, где могли бы собраться зрители. Если бы тебя приговорили к отсечению головы за актерское искусство, ты бы начал читать монолог прямо на эшафоте и не заткнулся бы еще минут пятнадцать после того, как опустится топор палача. Я не могу притворяться, что я - не я.
– Ты не всегда была вампиром.
– А ты не всегда был актером. Когда-то и я была ребенком. Как и большинство из нас. Сейчас я… э-э… я…
– Женевьева Сандрин дю Пойнт дю Лак Дьедонне.
– Ты запомнил все мои имена. Дорогой, ты единственный, кому это удалось.
Она перескочила через стол и плюхнулась к нему на колени. Его губы осторожно обхватили ее ротик. Он помнил, как целовать ее и не пораниться.
– Ты по-прежнему голодна, - прошептал Детлеф.- И тебе хочется совсем не бульона.
– Я не могу просить тебя об этом, - ответила Женевьева, как-то вдруг постарев.
– А я не могу допустить, чтобы ты голодала.
Нахмурив лоб, вампирша наблюдала, как ее возлюбленный расстегивает воротник.
– Укуси меня, Жени. Я не поверю, что ты вернулась, пока ты этого не сделаешь.
Женевьева отстранилась от него, убрала волосы с лица и пристально посмотрела в его глаза. Ее ноготки скользнули по морщинам на висках актера и погрузились в его волосы. Лицо девушки было в тени, но ее глаза горели зеленым, как южное море.
– Ты не изменился, - сказала она.
Выпустив когти, словно кошка, вампирша вонзила зубы в его шею.
Детлеф крепко держал свою долгожданную гостью, пока его кровь толчками текла в ее рот. Мужчина чувствовал ее ребра под локтями, а его руки запутались в ее волосах.
Он шепнул, что любит ее. Она что-то неясно прошелестела в ответ, но актер понял, что она хотела сказать.
6
Кабинет Детлефа не был похож на будуар. Женевьева знала, почему он не держит здесь дивана. Ему надоели шутки о пылких молодых актрисах и о пробах на кушетке. В результате им пришлось приспособить для своих нужд мягкое кресло и широкий стол.