Серебряные орлы

Парницкий Теодор

(Пер. М. Гаспарова)

Власть Рима над душами — одно из самых поразительных явлений средневековой жизни. Этот Рим — прежде всего папский Рим: Хильдеберт прав, церковная «хоругвь» оказалась куда долговечнее, чем «орлы», эмблема древнеримских легионов. Из всех своих унижений папство выходит, его история продолжается. При этом «хоругвь», как выражался Хильдеберт, соперничает с «орлами», перенимает их значение. Характерно, например, что церемониал папского дворца на Латеране (напомним, что на Ватикан, поближе к базилике апостола Петра, паны переселились лишь к концу XIV в.), описанный в X в. в «Изъяснении о златом граде Риме», во многих отношениях воспроизводит порядки, заведенные при дворе последних римских императоров и первых императоров Византии. А в тезисах папы Григория VII,

заявленных миру в 1075 г., мы читаем не только, что «один лишь римский первосвященник правомочно именуется вселенским», но, между прочим, что «один он вправе носить знаки императорского достоинства».

Но эпохе мало было папы, носящего знаки императорского достоинства. Призрак Римской империи сам должен был явиться перед народами Западной Европы.

На рождество 800 г. папа Лев III (тот самый, которому довелось испытать самое обидное обращение от римской толпы) возложил на голову Карла Великого, могущественного короля франков, корону императора. Какого императора, франкского? Что за вопрос! Конечно, римского; иного императора быть не может. Ведь мы не в Европе перед 1914 г., когда титул «император» означал не более, чем «особо значительный монарх», и одновременно существовали Австро-Венгерская, Британская, ну и Российская империи. Об этом нам надо сейчас забыть. И вот парадокс: новоявленный август, усатый, безбородый варвар, всей своей властью обязанный своим германским воинам, императорскую корону получил из рук папы — и еще «римского народа». Такова была юридическая фикция, властно тяготевшая над умами людей; если бы послушная толпа не прокричала по команде: «Карлу, благочестивейшему августу, от бога венчанному, великому императору, миротворцу, многая лета и одоление на врагов!» — не бывать бы всемогущему государю императором. Его главной резиденцией был немецкий город Аахен; но короноваться императором он мог только в Риме. Это по игра — это императив, властно поставленный сознанием эпохи.

Так возникает политическая реальность, которая лишь через много веков получит диковатое для нашего уха обозначение: «Священная Римская империя германской нации». Пока это просто «Римская империя», по фактически это уже империя «германской нации». Но это никоим образом, боже избави, не Германская империя. Создается теория о «переносе полномочий»; права господствующего народа империи, оказывается, легально уступлены римлянами франкам или тевтонам.

Карлу удалось объединить под своей властью всю Западную Европу, кроме Британских островов и Испании, остававшейся под господством ислама; по после его смерти в 814 г. его держава распалась. Его потомки — Каролинги — все более безуспешно боролись с натиском хаоса: в 881 г. даже резиденция Карла в Аахене была разграблена норманнами. В 962 г. императором был избран германский король Оттон I; гак было положено начало новой династии. Его преемник Оттон 11 взял в жены византийскую принцессу Феофано. Это очень характерный акт: несмотря на свое положение на Западе, несмотря на венец, полученный в Риме, еще Карл мечтал о браке с преемницей константинопольского престола. Что ни говори, законность ромейской державы более бесспорна, чем законность императоров Запада, — а ведь императорская власть, как мы видели, едина и неделима во всем христианском мире…

Рано умерший Оттон III (983–1002), полувизантиец на тропе «Римской» империи, сполна принял на свои плечи тяжесть имперской идеи. Отсюда характерные для его поведения контрасты надменности и самоуничижения, едва ли не такого, которое, по пословице, «паче гордости»: придворные художники окружали его стилизованный, доведенный до какого-то ритуального знака образ атрибутами самого Христа — и он же смиренным жестом слагал знаки власти у йог греческого отшельника в Италии Нила, как актер, подчеркивающий различие между своей ролью и своей личностью.

Со смертью Оттона III династия прервалась — по «римской идее» еще предстояло будущее. Еще для Данте на исходе Средневековья единая и всемирная Римская империя есть безусловная данность человеческой природы.

«…Основанием к возникновению императорской власти послужила насущная потребность человеческого общества, устроенного ради достижения единой цели, а именно — счастливой жизни; достигнуть таковой никто но способен без чужой помощи, так как человек нуждается во многих вещах, достичь которых одному человеку не по силам, — читаем

мы в IV книге дантовского «Пира». — Потому Философ и говорит, что человек от природы — животное общественное… Поэтому, для устранения этих войн и их причин, необходимо, чтобы вся земля и все, что дано человеческому роду, было Монархией, то есть единым государством, и имело одного государя, который, владея всем и не будучи в состоянии желать ничего, удерживал бы отдельные государства в пределах их владений, чтобы между ними царил мир, которым наслаждались бы города, где любили бы друг друга соседи, в любви же этой каждый дом получал в меру своих потребностей и чтобы, удовлетворив их, каждый человек жил счастливо, ибо он рожден для счастья…

А так как не было и по будет натуры более мягкой в споем владычестве, более твердой в своем долготерпении и более хитроумной в своих завоеваниях, чем натура латинского народа, и в особенности натура того святого народа, к крови которого была примешана знатная троянская кровь (я имею в виду Рим), бог и избрал его на эту должность». (Пер. А. Г. Габричевского.)

Однако Данте как-никак жил через три столетия после героев этого романа; и у него, в жизни такого истового поклонника Священной Римской империи, пошедшего ради нее в изгнание, политическая идея неприметно сдвигается в направлении утопии, становится чем-то творимым в акте мысли и воображения. Триста лот назад это было невозможно. Тогда царило еще такое наивное, непостижимое для пас переплетение трех идеалов — религиозно-теократического, имперско-государственного и культурно-цивилизаторского, — которое могло быть порождено лишь веками варварских нашествий и отсутствия самого элементарного порядка. В дальнейшем жизнь далеко разведет эти идеалы.

…Такова историческая действительность, предполагаемая вымыслом Т. Парницкого. Степень адекватности, с которой правда истории отражена в романе, сравнительно велика (например, Оттон III «похож»). Конечно, вымысел остается вымыслом, и дистанция между зеркалом и тем, что в зеркале отражено, заметна. Но от исторического романа не требуют, чтобы он был историческим исследованием: это вещи разные.

С. Аверинцев

Краткая библиография

Т. Парницкий.«Аэций — последний римлянин. М., Прогресс, 1969

И. К. Горский.Польский исторический роман и проблема историзма. М., Изд. AН СССР, 1963, с. 217–222

МАСТЕРА СОВРЕМЕННОЙ ПРОЗЫ

ИЗДАТЕЛЬСТВО «ПРОГРЕСС» МОСКВА 1982

МАСТЕРА СОВРЕМЕННОЙ ПРОЗЫ • ПОЛЬША

Редакционная коллегия:

Андреев Л. Г., Барабаш Ю. Я., Засурский Я. Н., Затонский Д. В., Клышко А. А., Мамонтов С. П., Марков Д. Ф., Палиевский П. В., Челышев Е. П.

ТЕОДОР ПАРНИЦКИЙ

СЕРЕБРЯНЫЕ ОРЛЫ

РОМАН

^{ПЕРЕВОД С ПОЛЬСКОГО}

Перевод Ю. Абызова

Предисловие С. Бэлзы

Послесловие С. Аверинцева

Редактор М. Конева

Парницкий Т.Серебряные орлы: Роман. Пер. с польск. — М.: Прогресс, 1982. — 452 с. — (Мастера современной прозы)

Автор — известный польский исторический романист. Действие романа происходит в период раннего Средневековья, начало XI века, во время правления польского короля Болеслава I Храброго, который в многолетней упорной борьбе с германскими феодалами отстоял независимость молодого польского государства, закончил объединение польских земель. Интересен образ императора Оттона III, который тщетно пытался осуществить утопический план создания мировой монархии.

П 70304-606 98–82