Серебряные рельсы (сборник)
Шрифт:
Еда стояла нетронутая на тумбочке, я только выпил стакан парного молока. Оно было не слишком жирным, вкусным, в нем будто бы собрались все чистые соки летних таежных трав. Кто из соседей сподобился на такой подарок? Скорее всего это сестра Ириспе позаботилась, чтоб у меня было хорошее молоко.
Воздухом сбросило газеты на пол, и вошла Нина Сергеевна в халате. Волосы у нее были аккуратно уложены, а на шее цепочка с кулоном.
– Как больной? – взглянул я на нее.
– Спит. А перед этим очень смешную телеграмму составил в Ленинград. Сказал, что приятельнице…
– Послали?
– Лайма отправила.
– Температура?
– Немного повышена.
– На прием много людей?
– Не идут. Знают,
– Почему именно я?
– Говорит, что ему нужен врач-мужчина.
– Давайте его ко мне.
– Савва Викентич! Да пусть в район едет или в Бийск.
– Пришлите, пришлите, ничего.
Она привела какого-то жалкого мальчишку в клетчатой куртке. Он смотрел на меня со смятением и отчаянной решимостью в глазах. Я догадался, в чем дело. Сопляк! Нина Сергеевна вышла.
– Давно? – спросил я, следя за его суетливыми движениями.
– Семь дней. – Он смотрел в окно и готов был распустить нюни. – Первый раз в жизни, честное слово, доктор…
Чистый городской выговор и перепуганный вид. Ничего серьезного у него нет. Скорее всего, обычная инфекция. Надо его все же успокоить, он свое уже пережил.
– Одевайтесь. Вам сколько лет?
– Девятнадцать.
– Надо быть серьезнее в ваши годы, юноша.
– Буду теперь, доктор.
Потом он заговорил о том, что ждет друга, который где-то в тайге спасает больного геолога. А то б он сразу в Москву, и уже началась бы новая жизнь, без глупостей. Я слушал и не слушал этот лепет, думая о том, как наш брат, врач общего профиля, иногда крутится-вертится под напором всего. Ты тут и швец, и жнец, и в дуду игрец…
– Можно еще один вопрос, доктор? – Парнишка успокоился и не знал, наверно, что половчее сказать перед уходом. – Мне говорили, что вы знаете иностранные языки.
– Немного.
– Что такое «гриль»?
– Это на каком языке?
– Не знаю.
– И я не знаю.
Странный мальчишка! И очень уж смешно перепугался. Ничего, повзрослеет. Он ушел, неловко поклонившись. С чем только, действительно, не встретишься! Даже Нина Сергеевна, несмотря на ее мизерный стаж, успела у меня познакомиться с болезнями, весьма далекими от ее педиатрии. К сожалению, газеты и журналы, увлекаясь популярничеством, создают о наших медицинских делах довольно превратное впечатление. Пишут без конца об операциях на сердце, об опытах по пересадке органов, о применении кибернетических машин в диагностике, а что, например, выпускник вуза не способен удалить аппендикс, никого ровно не касается. Меня все это всегда раздражает. Зачем говорить о способах завязывания галстука с тем, у кого нет брюк? И хорошо бы еще одну мысль высказать с какой-нибудь высокой трибуны. Не потому ли мы, медики, так бедны, что числимся как бы в сфере обслуживания? А ведь мы фактически, ремонтируя самую большую ценность общества – людей, активно участвуем в производстве! И, наверное, не за горами время, когда те же кибернетические методы и машины позволят с точностью определить наш реальный вклад в общее дело…
Посещения не кончились. Сквозь дрему я услышал с улицы молодые громкие голоса. Иностранцы, что ли? Да, это они, те, что по-свински поступили на Беле. Минуточку, что такое?
– Gis hodiaua tago ni ne plenumis tion…
– La stranga nomo – Piottuh! Gi signifas ruse preskau «koko».
– Finu babilegi!
– Oni parolas, ke li estas tre bona homo… [1]
Вот оно в чем дело! Эсперантисты. И наши, кажется. А я думал, действительно иностранцы, туристы из княжества Лихтенштейн, как об этом кто-то сказал на Беле. Я не говорил на эсперанто с тех пор, как не стало моей Дашеньки. И хотя после ее смерти не встретил ни одного эсперантиста,
1
– До сих пор мы не сделали этого…
– Странное имя – Пиоттух! Почти – «петух».
– Кончай трепаться!
– Говорят, что он очень хороший человек… (эсперанто).
Быстро вошла Нина Сергеевна. В глазах у нее стояли любопытство и недоумение.
– К вам просятся туристы, Савва Викентьевич. Они занимаются эсперанто…
– Знаю. Что они?
– Хотят за что-то извиниться перед вами, а в чем дело, не могу понять.
– Пусть извиняются перед больным.
– Они уже ходили к нему.
– И что?
– Он их встретил нехорошими словами.
– Скажите пожалуйста! А вроде культурный человек…
– Я вот тоже думаю, Савва Викентьевич… Так впустить их?
– Ни в коем случае! Дайте-ка мне перо.
Нина Сергеевна подала со стола авторучку и чистый рецептурный листок. Я написал: «Krom de la vero vi ekscias nenion de la mi. Adiau, gesinjoroj… Via Koko». [2]
– Передайте им, пожалуйста. И пришлите ко мне сестру Ириспе.
Подряд два неприятных посещения. Это много. В груди давило все сильней, и голова стала тяжелой. Часы на стене громко тикают, надо бы их остановить. Да, вспомнилось! «Гриль» на эсперанто значит «сверчок». А почему это так тихо в поселке?..
2
Кроме правды, вы ничего не услышите от меня. Прощайте, господа… Ваш «Петух» (эсперанто).
Вечером Лайма пустила по трансляции негромкую музыку. У меня репродуктор был выключен, но клубный громкоговоритель доносил звуки сюда. Манерный женский голос пел что-то легкое, пустое, и оркестр заполнял паузы банальными ритмами. Потом неожиданно музыка оборвалась, снова стало необычайно тихо. Только ходики тикали.
– Почему так тихо в поселке? – спросил я вошедшую Нину Сергеевну.
– Сегодня воскресенье. Кроме того, улица перекрыта. Леспромхоз распорядился. Уже два дня на нижний склад машины идут в объезд. А радио наш больной попросил выключить.
– Почему?
– Он странный. Долго морщился, а потом говорит, что видит, как эта певица выламывается перед микрофоном, строит глазки на заграничный манер, но выходит по-деревенски. А ему, видите ли, тошно. Странный парень!
– Ничего не странный, – возразил я, и Нина Сергеевна торопливо закивала головой. Сказать ей про главное? – Нина Сергевна!
– Да? – рассеянно отозвалась она.
– Видите на книжной полке зеленые папки?
– Вижу.
– Там мои материалы по базедовой болезни. Сорок лет работы. Это я на всякий случай.
– Успокойтесь, Савва Викентьевич! Все обойдется. Я еще вчера послала машину в район.
– Дороги распустило… А зачем послали?
– Вам надо снять электрокардиограмму и вообще…
– Вы думаете, у меня инфаркт миокарда?
– Да нет, что вы! – испугалась она, и мне стало ее жалко. – Что вы!
– Идите отдыхать, Нина Сергевна. Спасибо вам… Она ушла, и я попробовал забыться, преодолеть страх перед неизбежным. Почему я не попросил остановить часы? Они слишком громко стучат.