Серебряный конь
Шрифт:
Дальше путешествие пошло легче, и Бел Бел с Мирри уже не так нервничали. От хижины они ушли уже далеко и, наоборот, приблизились к пастбищу, где брамби паслись зимой и весной, пока снег не сойдет полностью. Люди их здесь никогда не беспокоили.
Когда-то, много-много лет назад, с заснеженного гребня четверо людей промчались вниз на деревянных досках, прикрепленных к ногам. У одного из них было лассо, и он поймал гнедого жеребенка. Они хохотали и вообще вели себя, в сущности, как безумные — всего-навсего хотели отрезать несколько прядей от его хвоста, заплести и прикрепить их себе на куртки. Вот такая ходила легенда
Уже наступил вечер, когда все четверо посмотрели вниз, в узкую долину, отходящую от Каскадов, и увидели там пасшийся родной табун. В тот же момент огромный золотисто-каштановый жеребец, вожак табуна, поднял голову, увидел их и издал пронзительный и громкий приветственный клич.
Обе кобылы заржали в ответ и стали рысцой спускаться по длинному склону, а за ними боязливо следовали их чада.
Табун Громобоя
Обоих, и Тауру, и Урагана, напугал зычный голос громадного жеребца, приходившегося им отцом, и любопытство, проявленное другими кобылами и жеребятами.
Крупный каштановый жеребенок обнюхал Тауру, а потом ни с того ни с сего больно куснул его за холку. Таура спрятался за мать, а она прижала уши и прогнала чужого жеребенка. Тут же подскочила небольшая злобного вида кобыла и оскалила зубы на Бел Бел.
— Это мой жеребенок, Бел Бел, — буркнула она.
— Так я и подумала, — огрызнулась Бел Бел. — Сразу видно, что наружностью он в отца пошел, — от тебя, Брауни, ему взять было нечего.
Когда бурая лошадь отошла в сторону и оставила их в покое, Бел Бел сказала Тауре:
— Остерегайся этого жеребенка, сынок. Он, может, и старше-то тебя всего на неделю, но много крупнее. И хоть наружностью он в отца, подлый характер он унаследовал от матери.
— Мало того, — добавила Мирри, — она вечно разыгрывает из себя важную особу оттого, что родила жеребенка, похожего на Громобоя. — И она громко крикнула Брауни: — Как ты назвала своего сына?
— Дротик, — отозвалась та.
Хотя последовавшие недели были для табуна спокойными, для Тауры и Урагана таковыми они не были. Дротик не мог, очевидно, простить им того, что они родились дальше и выше, чем доводилось бывать ему. Стоило Бел Бел и Мирри отойти подальше, когда они щипали траву, или самим жеребятам ускакать от матерей, как тут же откуда ни возьмись возникал Дротик и норовил быстро их укусить или лягнуть, проскакивая мимо. Остальные жеребята тоже по большей части побаивались его и склонны были следовать его примеру, если брали на себя этот труд. К счастью для Тауры и Урагана, они делали это очень редко — ведь куда приятнее носиться галопом и скакать по мягкой траве или плескаться в ледяной воде в ручье и любоваться разлетающимися золотистыми брызгами.
Бел Бел и Мирри знали, что Дротик верховодит среди жеребят и что он недолюбливает Тауру и Урагана. Матери не спускали с жеребят глаз, особенно когда игра становилась слишком грубой, но в то же время они понимали, что жеребята должны уметь постоять за себя.
Дни у жеребят проходили одинаково. Друзья пили материнское молоко, спали на солнышке или резвились. Они научились расставлять пошире передние ноги, чтобы нагнуться и потом, вытянув шею, щипать
В Каскадах паслось и несколько других табунов брамби. Как-то раз, когда Бел Бел и Мирри захотели побродить одни, они взяли жеребят и стали подниматься вверх на холм Соляного Двора, что в верховье главной долины Каскадов. И тут они увидели большой табун. Таура взволновался, обнаружив чьи-то следы, и был очень горд, когда понял, что они чужие. Он еще больше возгордился, когда Бел Бел с Мирри особенно заинтересовались одной группой следов, одним определенным запахом.
— Это Бролга. — Они возбужденно выдохнули воздух из ноздрей. — Большой у него табун.
— Кто такой Бролга? — спросили оба жеребенка.
— Молодой серый жеребец. Отличный конь. Могучий. Когда-нибудь он станет вожаком двух табунов, после того как войдет в возраст и в полную силу и победит Громобоя.
Таура и Ураган к этому времени многое уже знали и поэтому представляли себе, что схватка будет смертельная, и теперь, поднимаясь вверх по травянистому склону, мечтали увидеть великого Бролгу и его табун.
Взволнованные кобылы щипали траву, продвигаясь к южному склону холма, и тут вдруг внизу, на плоском днище долины, увидели Бролгу с кобылами и жеребятами.
Ураган заржал было от возбуждения, но Мирри быстро ущипнула его за плечо.
— Тихо, глупый, — сказала она. — Может, они совсем не рады нас видеть.
Таура весь дрожал.
— Смотри-ка, — сказала Бел Бел, — у него три серые кобылки.
— Пошли, — Мирри подтолкнула сына. — Лучше вернуться назад другой дорогой.
Солнце пригревало, и здесь, на склоне, было так хорошо. Сверху им открывалась вся знакомая местность, сверкающие ручейки сбегали в долину, а там, объединившись вместе, мчались по каменистым порогам. Пороги эти давали начало огромному водопаду, который падал вниз, все глубже и дальше, а насколько далеко — не знала ни одна дикая лошадь.
В этот день снежные эвкалипты как-то особенно сияли, будто листья их источали солнечный свет. Все четыре лошади, удовлетворенно поглядывая вокруг и пощипывая траву, двигались поперек склона. Потом они немного поспали и тогда только пустились в обратный путь к своему табуну.
Бел Бел часто оглядывалась по всегдашней привычке, и когда начало вечереть, она увидела нечто, от чего сердце у нее подпрыгнуло. На довольно далеком расстоянии от них, опустив голову и принюхиваясь к их следам, бежал Бролга, а с ним несколько лошадей, как догадывалась Бел Бел, жеребята и молоденькие кобылы.
— Оглянись, Мирри, надо удирать со всех ног, со всей быстротой, на какую способны наши жеребята, — сказала Бел Бел.
Мирри оглянулась через плечо и спокойно фыркнула, но уши у нее заходили взад и вперед.
— Вы двое сами найдете дорогу к табуну, — резко сказала она Урагану, — а мы с Бел Бел немного отстанем и попробуем отвлечь Бролгу.
— Нет, лучше держаться всем вместе, — возразила Бел Бел, она знала, что ее жеребенок отчетливо виден даже в сумерках. — Быстро.