Серебряный лебедь
Шрифт:
– Послушай, моя остроязыкая красавица! Я не позволю себе даже прикоснуться к руке графини Фолкхем без разрешения ее мужа. Она добросердечная леди и скорее всего поможет вам выпутаться из сегодняшних неприятностей. Поэтому прошу вас обращаться с ней миролюбиво и не обижать ее своими дерзостями.
Девушка сразу почувствовала, что он говорит правду, и ее щеки запылали от стыда. В то же время она непроизвольно сравнила глубокое почтение, которое он испытывал к леди Фолкхем, с легким пренебрежением по отношению к ней самой, и ей стало обидно.
– Прошу прощения, –
Глядя на нее, Колин постепенно успокаивался, и в его глазах стала просыпаться страсть. Сейчас он впервые прикоснулся к ней после сцены в доме Ривертона.
Он чувственно погладил плечо Анабеллы и взял девушку за подбородок. Прикосновение его пальцев к пылающей коже обожгло ее ледяным холодом, но глаза Колина горели ярче разгоревшегося костра.
– У меня разрывается сердце, когда вы на меня так смотрите, – тихо произнес он. – Как я хотел бы знать, что за страдания таятся в вашем взгляде!
– Иногда лучше не знать подобных вещей.
Он вздохнул и направился к двери, бормоча на ходу:
– Может быть… может быть…
Но Анабелла почувствовала, что он с ней не согласен.
К радости Анабеллы, леди Фолкхем оказалась умной добросердечной женщиной, которая общалась с ней без аристократической заносчивости. По дороге Колин ввел миледи в курс дела. К тому времени, как они добрались до дома Анабеллы, леди Фолкхем уже оживленно обсуждала с Колином план спасения девушки от короля. Было решено, что Анабелле следует прикинуться больной.
– Я приготовлю мазь, от которой ее кожа запылает, – сказала леди Фолкхем. – Мы разотрем бедняжку этой мазью. Все будут считать, что у нее лихорадка. На самом же деле мазь совершенно безвредна. Если, конечно, правильно ее приготовить.
Колин настороженно прищурился:
– А если неправильно, Мина?
Однако леди Фолкхем продолжала, словно и не слышала его замечания:
– Действие этого снадобья длится недолго. Можно использовать рвотное. Тогда мы добьемся еще большего эффекта.
– Нет, – перебил ее Колин, взглянув на Анабеллу. – Не думаю, что мы должны прибегать к столь мучительным средствам.
– В любом случае, это будет менее мучительным, чем «ужин» с королем, – вмешалась Чэрити.
Колин наградил ее сердитым взглядом.
– Ваши средства меня не пугают, – заявила Анабелла, которой надоело, что о ней говорят так, словно ее здесь нет. – Если бы это спасло меня от короля, я согласилась бы подцепить и настоящую лихорадку.
– Настоящая лихорадка нам ни к чему, – возразила леди Фолкхем, – мы и так сумеем обвести Его Величество вокруг пальца. Ладно. Давай приступать к делу. Я обеспечу тебе жар и рвоту. Остальное – кашель, боли, озноб – тебе придется изобразить самой, – она улыбнулась Анабелле. – Судя по тому, что я видела в театре, милочка, тебе нетрудно будет это сыграть.
Анабелла польщенно зарделась.
– Да, да, моя хозяйка, если захочет, превосходно сыграет все что угодно, – с гордостью вставила Чэрити.
Взгляды Колина и Анабеллы встретились, и она поняла, что
– Могу подтвердить, – сухо произнес он, – Анабелла действительно одна из самых тонких актрис среди всех, кого я когда-либо видел.
Подавив желание парировать его выпад, Анабелла перевела взгляд на леди Фолкхем:
– Думаю, я справлюсь. Леди Фолкхем перестала расхаживать по комнате.
– Итак, решено. У Анабеллы будет лихорадка, – она бросила быстрый взгляд на Колина и добавила: – Обязательно используем рвотное. Мы же не знаем, кого пришлет за ней Его Величество, но скорее всего не слугу. Анабелла сказала, что записку ей принес Рочестер. А кому будет поручено доставить ее в Уайтхолл? Так что все должно выглядеть убедительно. Вплоть до последней мелочи.
– Нам на пользу будет еще одно обстоятельство, – перебил ее Колин. – Мина, всей знати известно, что ты прекрасная целительница, поэтому Его Величество скорее поверит в болезнь Анабеллы, если его посыльный обнаружит тебя у ее постели. Помните, никто не должен усомниться в истинности ее болезни. Если до короля дойдет хотя бы намек на то, что его обманули, он может, конечно, посмеяться, но скорее всего сочтет себя оскорбленным и прикажет отчислить Анабеллу из герцогского театра. А ей это вряд ли придется по вкусу.
– О нет, что вы! Мне страшно об этом даже подумать, – призналась Анабелла.
– Ну, еще бы! – с издевкой подхватил Колин. – Где, кроме театра, может собраться толпа сладострастников, которая будет, роняя слюни, пялиться на ваши ножки?
Не успела Анабелла дать ему ответ, как в разговор вмешалась леди Фолкхем:
– Не обращай на него внимания, дорогая. Он в последние дни стал довольно утомителен. Похоже, Колин полагает, что мужчинам должно быть дозволено танцевать, веселиться и плодить внебрачных детей, а женщины обязаны тихо сидеть дома и ждать, пока их бедные пьяные повелители соизволят явиться и уделить им капельку внимания.
– Вот уж неправда, – возмутился Колин, – и ты сама это прекрасно знаешь. Кстати, Мина, откуда у тебя такие мысли? Что-то я не видел, чтобы ты разрешала лондонским селадонам увиваться за собой.
– Ничего удивительного, ведь мой муж не пьяница и не дурак. Гаррет… – она невольно улыбнулась, вспомнив о муже, – он тонкий человек и верный супруг. Правда, узнай я, что он рассеивает свои семена не на моем поле, я бы первым делом разнесла его плуг, а затем незамедлительно обзавелась бы длинным хвостом любовников.
– Ты безжалостная амазонка, – рассмеялся Колин. – Ладно, если когда-нибудь твои интересы выйдут за пределы дома, постарайся вспомнить обо мне.
– Непременно! Я всю жизнь мечтала присоединиться к полусотне несчастных женщин, надеявшихся завладеть твоим сердцем.
Колин нахмурился, украдкой взглянув на Анабеллу, отошел к окну и оттуда проворчал:
– И вовсе их не было так много.
Леди Фолкхем в ответ расхохоталась:
– Злые языки утверждают, что их не меньше сотни. Скажи спасибо, что я не люблю преувеличений.