Серебряный леопард
Шрифт:
Испустив деланно испуганный возглас, она покачала головой – и благоухающие локоны скользнули по его лбу и подбородку.
– Деспоина Евдокия, безусловно, огорчилась бы, Эдмунд, если бы узнала, что на ее прием вы надели рубашку из стальных колец. Ведь было так тепло, что вы, должно быть, чувствовали себя ужасно неудобно.
– Да, – вздохнул он, стягивая С себя плащ и верхнюю тунику. – Такая рубашка становится со временем страшно тяжелой.
Ощущение прохладных пальцев на его лбу, мягко проводящих по волосам, приятно волновало его.
– Как странно, что ваши локоны и локоны моего
Он поднял глаза, глядя на освещенные контуры женского лица, которое все приближалось к нему, чувствовал зовущую теплоту ее легкого тела под тонкой нижней туникой. Как изумительно мягка была Сибилла и как легка. Ее голова теперь покоилась под его подбородком, пальцы их рук переплелись.
– Вы даже не можете себе представить, как долго и как упорно я спорила с герцогом по поводу того, куда ему следует двигаться после того, как он переплывет Адриатическое море и снова вступит в Грецию. – Голос ее теперь был едва слышен. – Представляете? Он пренебрег моим самым искренним советом и настаивал на том, что поведет свою армию по Македонии через… дайте вспомнить… да, через Охриду и Додону. – Она еще теснее прижалась к его широкой, мускулистой груди. – А знали вы, что его армия в действительности отплывает не из Бари, как он говорил, а из Бриндизи?
Его рука жадно потянулась к кубку. Глядя на колыхающиеся длинные полотняные занавески, прикрывавшие деревянные ставни окон библиотеки, он сделал большой глоток вина, согревший его, а затем окунулся в иное приятное ощущение – ее щека теперь прижимается к его щеке, нежная рука обвивается вокруг шеи, а плотные груди касаются его тела.
– Вы не правы, прекрасная леди, – проговорил он сонно. – Милорд герцог планировал такой путь, но уже давно отказался от него…
Треск углей в очаге остановил его. Освещенная огнем среди погруженной в сумрак библиотеки Сибилла задержала дыхание, а затем ее рука потянулась к пряжке на его поясе и расстегнула ее.
– Давайте, – предложила она, улыбаясь ему прямо в глаза, – освободимся от этой отвратительной железной рубашки.
Графиня Корфу оказалась такой проворной, что через несколько мгновений плотные стальные кольца со звоном упали на пол рядом с поясом, кинжалом и амулетом с противоядиями. Эдмунд сидел теперь с голой грудью, если не считать нижней туники из белого полотна. Она же снова уселась к нему на колени, начала пальцами щекотать ему ухо, а потом нежно его пощипывать.
– Нет, это ты, наверное, ошибаешься, любовь моя, – продолжала она, – именно этой дорогой лорд Боэмунд и собирается следовать. Я в этом уверена.
– Нет, – настаивал он заплетающимся языком, – он не пойдет следом за армией Франции, Фландрии и Бульона. Крестоносцы опустошат весь край, разгонят или возьмут в плен ее жителей, хотя они их братья-христиане. – Эдмунд облизнул губы, внезапно ставшие жесткими и сухими. – Говорю вам, что он высадится в Дураццо.
– А потом? – Голос ее прозвучал равнодушно.
– Линия продвижения проходит по реке Апсас до места, называемого Антипатрия. Так мне кажется. Потом вассалы спустятся еще по какой-то реке, не знаю ее названия. Как бы там ни было – она протекает между горой Боюс и
– О, я так рада. Впрочем, моя любовь к нему истощилась. Вы, теперь только вы!
Он рухнул на нее с таким пылом, что она закричала, а Эдмунд как в розовом тумане увидел, что она выскользнула из своих аметистовых одежд и прильнула к нему обнаженным серебристым телом. Затем в позыве страсти все остальное потеряло смысл.
Задыхающаяся, в экстазе, все еще прерывисто дыша, Сибилла поднялась с кресла и облачилась в свои одежды. С тонким, шелестящим звуком стилет выскользнул из ножен. Не без колебания Сибилла подняла узкий стальной клинок на уровень его сердца.
– Пьяный глупый франк! – промолвила она. – У тебя не должно остаться воспоминаний об этом!
Подобравшись и выпрямившись, чтобы изо всех сил нанести удар, она на минуту застыла – никто не узнает, в этом циничном обществе никому нет дела до исчезновения какого-то рыцаря – но клинок отклонился в сторону.
– О, Эдмунд, Эдмунд! Почему? Почему я осуждена на это чувство к тебе – грубому отродью варварства и дикости?
Глава 6 ШПИОНАЖ В ПОЛЬЗУ ПРИМОРСКОГО ДВОРЦА
Задолго до того, как поднялись Деспоина и ее одурманенные вином франкские гости, графиня Корфу вызвала носилки и эскорт стражников. Не оставив во дворце Бардас никаких следов своих намерений, она, уставшая и измученная, с отяжелевшим взглядом, распорядилась унести себя в час, когда еще заспанные и зевающие лавочники только открывают свои палатки, а изнуренные трудом уборщики улиц сгребают отовсюду мусор и отбросы.
– В Приморский дворец. И без лишнего шума, – повелела Сибилла старшему над наемниками.
Раскинувшись на подушках в носилках, Сибилла прислушивалась к щелканью бичей, ударами которых стражники расчищали проход через толпу крестьян и мелких торговцев, направлявшихся к торговым рядам Константинополя.
Чувство удовольствия наполнило ее, едва занавески носилок ритмично закачались в такт шагам дюжих нубийских носильщиков, отобранных за их большой рост и широкую поступь.
Мария из племени аланов [16], любимая наложница Алексея Комнина, вряд ли могла выехать из дворца в такое раннее утро. Мария, которую Алексей Комнин узурпировал вместе с короной у бездарного поэта-императора Никифора Третьего, была хороша, как Елена Прекрасная, и по выразительности черт превосходила статую Венеры из слоновой кости, которая некогда украшала Пантеон в императорском Риме.
Но что самое удивительное, Марию, по слухам, не только терпела императрица Ирина, но ласково принимала не по годам развитая и образованная дочь императора Анна. В свои четырнадцать лет она вела летопись не только царствования своего отца, но и пребывания франкских крестоносцев на их земле.
У ворот Приморского дворца, сверкавших белизной в лучах утреннего солнца, графиню Корфу встретили любезно; ее носилки немедленно пропустили внутрь. Выпорхнув из них у портала, она исчезла, в складках драпировок.