Серебряный любовник
Шрифт:
– О, нет, - произнесла я нарочито громко и самодовольно.
Он встал, спружинив ногами, будто каждая мышца была эластичной, как резина.
Он ушел, и я осталась одна - впервые с тех пор, как привела его от Египтии. У слова "одна" теперь появилось новое значение. Казалось, будто я разрезана на половинки. Одна из них сидит здесь, в квартире, а другая идет по улице, только я не знаю, где.
Я встала, завернулась в изумрудный платок и заварила немного липового чаю. Потом села у окна и стала, прихлебывая горячий чай, смотреть на лоскутки листьев, падающих, как мертвые птицы.
Я думала о том, как все было здорово, пока мы не
– совсем не похож на остальных? Неужели Сильвер так похож на человека, так правдоподобен, что не можешь отрешиться от этого, даже точно зная, что он не человек? Не это ли заставило компьютеры тикать при контрольной проверке? Быть может, его независимость выходит за рамки той автономии, которая вложена в его программу?
Но как это? И почему?
Нет, не это меня тревожило. Просто я боялась, что могу его потерять, потерять даже при том, что я им владею. Он ведь не раб в Римской империи. И все же он был машиной. Внезапно вся чудовищность, все безумие моих эмоций всплыли перед моим перепуганным внутренним оком. Я любила машину. Любила ее, доверялась ей, основала на этом весь свой мир. И в игре, которую я вела, она была добра ко мне. Как будто я ходила во сне и вдруг проснулась посреди незнакомой пустынной равнины.
Ошеломленная, я приняла душ, оделась, взяла сумочку с кредитной карточкой и побрела в город. Надо было удостовериться, что у меня есть деньги. И еще надо было уйти из квартиры. Может быть, когда я вернусь с покупками, Сильвер будет уже дома и все пойдет, как раньше. Да, пожалуй, это подходящий способ разрушить чары.
В городе шел дождь. Когда я, спустившись с надземки, переходила улицу, за моей спиной с воем пронеслись машины скорой помощи, управляемые роботами. Перед булочной, где продавали горячий хлеб, кого-то задавили. Я ощутила смертельную депрессию и страх.
Я вошла в один из больших магазинов на бульваре, присмотрев там кувшин малинового стекла, который хотела купить для ванной. Теперь я понимаю, что действовала как богатый человек, - надеялась, что кувшин развеет мою тоску, и когда мне его вручили и я опустила его в проволочную корзину, где уже лежали крекеры и гладкие персики, тоска почти прошла. Еще я взяла несколько банных полотенец и нож для бумаги с комиссионного прилавка. Под окном проехала одна из скорых. Я вспомнила, как совсем недавно равнодушно взирала на убитого человека, которого показывали по видео, хотя где-то глубоко, будто в нижнем ящике сознания, очевидно, это взволновало меня, да еще как. Я встала в очередь в кассе. Мать научила меня самоанализу, так что я могла попытаться
Подошла моя очередь на контроле. В этом магазине он автоматический, но иногда он ломается, на этот случай рядом с ним скучала девушка-контролер, крася ногти.
Выбранные мной товары были просмотрены, названа общая сумма, и я засунула карточку в щель. Но вместо того чтобы после щелчка получить с другого конца машины свои покупки, карточку и сдачу, я вдруг услышала резкий звонок. Над щелью загорелся красный сигнал, и карточка была выброшена обратно. Скучавшая девушка подняла голову, встала с табуретки и подошла ко мне.
– Должно быть, ваша карточка просрочена.
– Нет, она каждый месяц без ограничений. Девушка высунула ее из щели и взглянула.
– Действительно, - сказала она.
Тысяча И.М.У. без ограничения - возможно, это непривычно в здешнем районе, и я надеялась, что она не назовет цифру вслух. Она не назвала.
– Попробуем еще раз, - сказала она и затолкнула карточку обратно в щель. И снова раздался звонок, а карточка была выброшена.
Сзади столпился народ. Они недружелюбно переговаривались, и я вспыхнула, хотя сердце у меня похолодело. Я поняла, что произошло.
– Знаете, - сказала девушка, - похоже, что ваш счет кто-то заблокировал. У кого-нибудь есть такая возможность?
Я потянулась за карточкой, ослепнув от стыда и страха.
– Будете платить наличными?
– лениво спросила она. Казалось, она не хочет отдавать мне карточку. Я готова была бросить все и убежать.
– У меня нет при себе столько денег.
– Понятно, - сказала она и вернула мне карточку. Она решила, что меня уволили, ведь в этой части города только фирмы выдают своим служащим карточки, а я попыталась с ее помощью отовариться бесплатно.
Вся дрожа, с печатью вины на лице, я вышла из магазина. На улице по-прежнему лил дождь. Я не знала, куда повернуть, пошла наугад налево, свернула на какую-то улицу, не заботясь о том, куда я иду.
Конечно, Деметра остановила действие моей карточки так быстро, как только могла - с первого числа. Почему бы и нет? У нее немало причин для этого. Я сбежала из дома, не попрощавшись. С какой стати теперь пользоваться ее деньгами? Это было яснее ясного. Зачем я вообще брала ее с собой? Эта глупая детская игрушка мешала мне рассуждать самостоятельно. Во мне еще оставалась вера в буквальный смысл ее слов, что раз я ее дочь, то мне принадлежат и ее деньги. Глупости. Конечно же, нет.
Я колебалась возле телефонной будки, ожидая под дождем, когда выйдет женщина, и я смогу войти туда и закрыть за собой дверь. Наличных у меня осталось не больше десятки. За квартиру заплатить не хватит. Но чтобы позвонить матери - более чем достаточно. Опуская монеты и нажимая на кнопки, я думала : ведь она так занята, ее там может не быть, а потом решила: она там. Она сидит и ждет этого звонка. Ждет моего голоса, неистовых рыданий и слов: "Мама, мама, помоги мне!"
Я уже не чувствовала страха, только тоску и усталость. В конце концов, так ведь оно и есть, разве нет? Я звонила, чтобы просить у нее помощи, прощения, чтобы умолять, заклинать.