Серебряный омут

Максимов Алексей

– Вы меня, конечно, извините, но, честно признаться, я даже не знаю вашего имени.

– Эх, Алексей, Алексей… Стыдно должно тебе быть, – сказал он.

Да, действительно, было стыдно немного, я продолжал держать на лице легкую улыбку.

– Но ты же мальчишкой был, зачем тебе знать, как меня зовут. Я все понимаю. – Он замолчал, но продолжал держать мою руку. Время будто замерло, и сосед мой замер, а я один как будто подвижен. Мне стало неудобно, и хотелось забрать свою руку, но стою, держу, жду, когда время снова начнет двигаться, сосед мой или заговорит, или отпустит мою руку. Не люблю такие неловкие моменты. Мне с детства

он казался мрачным и странным человеком. Однажды я слышал сквозь стены, как он ругал своих детей, а может, жену. И в эти моменты мне было страшно. Я не видел его приветливого лица, а улыбки на нем, наверное, и вовсе не было. Усы его были всегда идеально подстрижены. Свежий воротничок рубашки, который торчал из-под джемпера, никогда не был смят или подвернут, казалось, что он только что ее выгладил и надел. А туфли всегда сияли, как только с прилавка.

– Юрий Владимирович, – произнес он и отпустил мою руку. – Я знаю, зачем ты ко мне подошел. Если ты хочешь поговорить о Юле, постучишь в квартиру после семи. И ее письма я тебе отдам, почитаешь хоть. Да и это… Я, в общем, помог ей найти тебя, так что не думай ничего плохого, – плавно и четко произнес он.

Его слова заставили меня расслабиться, но в то же время его назначенная встреча меня насторожила. В голове закрутились вопросы, но ни один из них не сформировался и не попал на язык.

– Спасибо… – сказал я, позабыв его имя.

– Юрий Владимирович, – продолжил он.

– Да, спасибо, Юрий Владимирович, я обязательно к вам зайду, – ответил ему я, спустившись на пару ступеней ниже него.

– Ну все, давай, – произнес он, хлопнул меня по плечу и стал ждать, когда я уйду, провожая меня взглядом.

В парикмахерской на часах было семнадцать пятнадцать. Монотонно разговаривала российская мелодрама в телевизоре, тянуло на сон, пока парикмахерша ковырялась то расческой, то ножницами в моей голове. Иногда задавала вопросы: «Здесь убрать?», «Здесь как?», «А тут, может, покороче?» Я уже и не помнил, когда последний раз был в таких заведениях, поэтому просто приходилось что-нибудь мычать ей в ответ, когда она предлагала более подходящие варианты.

Я постучал в квартиру Юрия Владимировича. За дверью стояла тишина. Вдруг сдвинулась щеколда, и дверь тяжело открылась.

– А-а-а-а… Алексей. Проходи, – неприветливо и томно сказал он. Я переступил порог и наклонился развязывать шнурки. В квартире было идеально чисто, а тишина даже настораживала. Пол был устлан блестящим паркетом, в прихожей стояли громадные часы с деревянным корпусом и золотым маятником, который монотонно отсчитывал каждую секунду.

– Как там на улице? – спросил он.

– Все туман, и стало мокро как-то, – ответил я уже в ожидании, когда мы пройдем в другую комнату. Юрий Владимирович пошел по коридору и скомандовал мне: «Ну, пойдем!»

Мы зашли в огромную гостиную, на стенах висели портреты каких-то военных. Стены были цвета пожухлой после жаркого лета травы. Серый свет из окон создавал ощущение, что в гостиной тоже висел туман. В центре стоял круглый лакированный стол, вокруг него – такие же деревянные стулья.

– Присаживайся, – сказал хозяин, указав рукой на стул, который стоял спинкой к окну. А сам подошел к шкафу и начал оттуда доставать что-то.

Юрий Владимирович сел напротив, положил на стол толстую папку и рядом с ней небольшую стопку писем, связанных бечевкой. Затем снова встал, куда-то сходил и принес хрустальную

пепельницу, графин, в котором было что-то похожее на коньяк, и пару стаканов, судя по всему, тоже из хрусталя. Присел на стул, подтянул рукава своей рубашки и заговорил:

– Кури, если хочешь, а то долго нам сейчас придется разговаривать. Ты не волнуйся только, я сейчас расскажу тебе немного о себе, чтобы ты имел представление, а потом поговорим о Юле… Я, Алексей, работал в специальной службе всю свою жизнь, графологом, и имею некоторые познания, особенно в человеческом почерке. В прошлом году, когда я стал замечать в твоем почтовом ящике письма, которые его начали наполнять, а потом уже и выпадать, я из-за своей доброты поднимал их с пола и складывал у себя дома. Ты извини меня, конечно, что я раньше тебе не сообщил, но черт бы знал, где ты есть.

Затем я написал короткое письмо этой девчонке, о том, что ты не живешь здесь уже долгое время. Потом письма перестали приходить. Прошло несколько месяцев, после Нового года достаю я снова письмо из твоего ящика, гляжу, а рука-то не та, что писала все предыдущие… Вот тут я и решил провести свое расследование, ну не смог я устоять, интрига для меня, ты прости. Ну и начал вскрывать все конверты, читать, раскладывать их по хронологии получения, по почтовому штампу.

После этих слов мне он стал немного неприятен, зачем он все это делал? Но я продолжал слушать. На его лице появлялось выражение вины, он опускал глаза, тяжело выдыхал и делал паузы. Я закурил и налил ему коньяка.

– Себе тоже плесни, – сказал Юрий Владимирович, взглянув мне прямо в глаза, будто затронув мою душу. Мы выпили с ним, он, не скривившись от столь крепкого напитка, продолжил:

– Так вот, эти письма, которые в этой стопке, написаны Юлей… То письмо, которое получил ты, написано ею. Но только, Леш, не в этом году, и не в феврале. Это я дату подписал… Ты прости меня…

Он замолчал и совсем повесил голову. Я достал из кармана свой бумажник, в нем лежало письмо от Юли. Я развернул его, присмотревшись к дате, да, действительно, было видно незначительное несоответствие цвета чернил. Юрий Владимирович встал и пошел к окну. Комната уже наполнилась моим дымом от сигарет, и теперь тусклый свет из окна приобрел силуэт и форму оконной рамы.

– Зачем вы это сделали? Я просто не совсем понимаю, что вы хотите мне этим сказать? – спросил его я, вставая из-за стола.

– Сядь обратно! – рявкнул на меня Юрий Владимирович, как на малолетнего пацана. Я опустился на стул, он прошел мимо меня и исчез в коридоре. Я уж было подумал, что, может, этот человек и действительно не совсем дружит со своей головой, псих какой-то. Но незаконченный разговор и письма, которые лежали на столе, меня остановили. Я потянулся к стопке, начал развязывать веревку, которой они были стянуты. Но тут вернулся он с еще одним конвертом в руках и положил его передо мной.

– Алексей, прочитай только это письмо, те остальные – теперь просто воспоминания. Ты извини меня еще раз, я приписал эту дату к твоему письму для того, чтобы ты приехал сюда, мне нужно тебе было это все показать. – Он налил себе полный стакан, выпил его и снова ушел к окну, за которым тянулся серебряный туман.

Я взял в руки конверт, он уже был вскрыт. Достал из него тетрадный листок в клетку, на нем было две строки: «Алексей, знайте, что Юли не стало 9 июля 2016 года. Можете не отвечать ей на письма. Как же она вас ждала…»