Серебряный орел
Шрифт:
Реплика Брута заставила Антония рассмеяться.
— Ты и сам не оплошал. — Он пригладил свои кудрявые русые волосы. — Именно поэтому ты здесь.
Брут вспыхнул, проводил Фабиолу на ее место в конце правого ложа, а сам сел в середине. Их разделял только валик; это означало, что они будут находиться лицом к ложу Цезаря — пока что пустовавшему. Фабиола, знавшая, какие места считаются почетными, поняла, что выше ее возлюбленного по положению только Лабиен и Марк Антоний. Она ощутила гордость, но встревожилась, заметив явную враждебность, существовавшую между Брутом
Немедленно подали бокалы с мулсумом, но едва Фабиола успела пригубить напиток, как раздались приветственные крики. Когда офицеры начали недружно вставать, она поняла, что в помещение вошел Цезарь.
Брут тоже поднялся на ноги и с улыбкой сказал Фабиоле:
— Видишь, как они его любят? — (Она кивнула.) — И легионеры тоже, — продолжил он. — Они пойдут за ним в Гадес и даже дальше.
— Почему? — Ей было необходимо это понять.
— Цезарь всегда награждает солдат за храбрость. Например, каждый, кто сражался здесь, в Алезии, в награду получит раба, — прошептал Брут. — Но дело не только в этом. Цезарь и сам храбрец, поэтому его очень уважают. При необходимости он лично ведет воинов в атаку. Вчера галлы Верцингеторикса были очень близки к победе, но Цезарь вывел из-за частокола наш кавалерийский резерв и зашел к ним в тыл. — Он ударил кулаком по кулаку. — Наши люди запаниковали, но когда увидели Цезаря в алом плаще, галопом скакавшего к ним, то перешли в контратаку. Галлы испугались, побежали, и мы выиграли битву.
Вскоре крики и аплодисменты стали оглушительными. Ближайшие офицеры расступались, освобождая Цезарю проход. У этого жилистого и тощего человека были короткие редкие волосы и узкое лицо с высокими скулами и орлиным носом. Никто бы не назвал его красивым, но в нем было нечто, невольно привлекавшее внимание. Фабиола не могла понять, что именно. Она заметила, что тогу Цезаря украшала узкая красная кайма — отличительный знак цензоров, магистратов и диктаторов. Мало кто сомневается в том, к какой категории относится Цезарь, с восхищением подумала она. Не он ли изнасиловал ее мать? Ее подозрения усилило поразительное сходство Цезаря с Ромулом.
— Добро пожаловать, Цезарь! — пылко воскликнул Антоний. — Осчастливь нас своим присутствием!
Цезарь кивнул каждому по очереди, а потом начал разглядывать Фабиолу. Она покраснела и уставилась в пол. Во встрече с одним из самых могущественных людей Республики было что-то пугающее.
Брут щелкнул пальцами, и в руке полководца тут же оказался изящный кубок.
— Должно быть, это и есть прекрасная Фабиола, — промолвил Цезарь. Его взгляд был пронзительным и в то же время притягательным. — Наконец-то мы встретились.
— Цезарь… — Она низко поклонилась в ответ. — Присутствие на твоем праздничном пиру для меня большая честь.
Он улыбнулся, и Фабиоле сразу стало легче.
— Прошу садиться.
Все повиновались. Фабиола хранила вежливое молчание и прислушивалась к оживленной беседе. Естественно, первым делом они заговорили о только что выигранном сражении.
Во время беседы, которую умело направлял Цезарь, были проанализированы все подробности закончившейся кампании. Да, у стен Алезии его схватка с Верцингеториксом, пожалуй, закончилась, но сама война длилась много месяцев. Она началась с осады нескольких городов, хранивших верность мятежному вождю: среди них были Сенабум и Аварикум.
— Сенабум? Я уже где-то слышала это название, — сказала Фабиола.
— Возможно, потому, что его жители перебили всех живших там римских купцов, — объяснил Цезарь. — Конечно, мы хотели отомстить, поэтому осада была недолгой.
— Как это случилось? — спросила Фабиола.
— Мои воины подожгли ворота, ворвались в город и разграбили его. — Ужас Фабиолы заставил Цезаря слегка улыбнуться. — Солдаты — это волки. Чтобы не киснуть, им нужно ощущать азарт погони.
Фабиола кивнула, вспомнив, как по ее венам бежал адреналин, когда она сражалась рядом с Секстом. Можно было представить, какой ужас ощутили жители Сенабума, когда в город ворвались легионеры.
— Осада Аварикума была потяжелее. Стояла зима, и нам не хватало еды, — продолжил Брут. — Мы посылали отряды фуражиров, но на них наводила панику галльская кавалерия.
— Да, время было мрачное, — подтвердил Антоний.
— Я предложил легионам самим решить, стоит ли продолжать осаду… — добавил Цезарь.
— И они решили ее снять? — с любопытством спросила Фабиола.
— Отказались. Единогласно, — с гордостью ответил он. — Сказали, что не закончить начатое — это бесчестье. Несколько дней мои легионеры жили без хлеба, на одном мясе.
— И одновременно строили огромный вал, чтобы засыпать овраг, преграждавший единственный путь в город! — Лицо Брута засияло. — А в это время галлы кидали в нас заостренные колья, огромные камни и лили кипящую смолу.
— Люди не потеряли присутствия духа даже тогда, когда загорелось деревянное основание вала, — продолжил Цезарь. — На следующий день пошел сильный дождь, но они сначала заняли стены, а потом взяли город.
Фабиола восхищенно ахнула. Мулсум действовал безотказно; она все активнее участвовала в беседе. Желание убедиться в том, что Цезарь — ее отец, уступило место стремлению узнать леденящие душу подробности кампании. Перестав стесняться, Фабиола начала задавать вопросы самому Цезарю. Встревоженный Брут бросил на нее предостерегающий взгляд, но полководец, которого это забавляло, до поры до времени лишь улыбался.
Молодая женщина раскраснелась, не замечая, что Цезарь начал проявлять первые признаки нетерпения. Брут нагнулся к ее уху, но тут Фабиола совершила несвойственную ей ошибку.
— Если ваши воины такие храбрые, то что случилось с ними в Герговии? — с жаром спросила она.
За столом воцарилось неловкое молчание. Лицо Цезаря окаменело.
— Ну же! — поторопила Фабиола.
Никто ей не ответил.
— Фабиола! — прошипел Брут. — Ты забываешься! — Она еще никогда не видела его в таком гневе.