Серебряный шрам
Шрифт:
Я лишь страшным усилием воли сохранил на своем побитом лице прежнее выражение и даже глазами не повел. Из-за камня к картавому беззвучно подошел адвокат с длинноствольным ружьем, приставил ствол к его спине и сказал:
– Руки за голову, ублюдок! Дернешься – продырявлю.
Картавый лишь едва заметно вздрогнул.
– Фу-ты ну-ты, – вздохнул он. – Напугали-то как!
– Считаю до трех, – сказал адвокат. Палец его побелел от напряжения на спусковом крючке. – Раз…
Картавый, продолжая ухмыляться, повернулся к адвокату лицом.
– Неужели выстрелите? А ведь бабахнет так, что у
– Два… – сказал адвокат.
– Хотите меня убить? – продолжал издеваться картавый. – И в сырую землю зарыть? Меня, такого красивого, умного и доброго?
– Три, – тихо произнес адвокат и нажал на курок.
Ружье клацнуло ударником. Адвокат побледнел, оттянул затвор и снова нажал на курок. Снова осечка!
– Ах, какая жалость! – покачал головой картавый. – Кажется, там патрончиков нет. А без патрончиков им можно только по харе бить. Вот так, к примеру…
И он коротким и сильным ударом прикладом автомата сбил Рамазанова с ног. Винтовка отлетела в сторону, адвокат мешком повалился на гальку. Картавый, подойдя к нему, ударил его еще раз ногой. Валери отвернулась и прижала лицо к моей груди.
Адвокат с трудом сел. Несколько камешков прилипло к его щекам и лбу. Из носа толчками выплескивалась кровь. Адвокат провел рукой по лицу и долго рассматривал свою окрасившуюся ладонь.
– Никого не обделил? – спросил картавый и оглядел всех нас. – Кажется, никого. А теперь перекладываем порошочек в рюкзачки, взваливаем их себе на плечики и весело, с улыбочкой спускаемся к шоссе. Скоро за нами придет машинка.
Он поднял ружье за ствол, размахнулся и ударил прикладом по камню. Приклад треснул, несколько щепок разлетелись в разные стороны. Он ударил еще раз, еще, пока ружье не превратилось в покореженный металл, и кинул его под камень.
Мы спускались по ручью вниз. Первым шел адвокат. Я видел только его ноги из-за огромного рюкзака, набитого доверху пакетами с порошком. За ним шел я с такой же ношей за плечами. За мной – Валери с рюкзаком картавого. Последним шел инвалид детства с автоматом на изготовку.
Адвоката шатало из стороны в сторону. Несколько раз он спотыкался, а затем, встав на четвереньки, с трудом поднимался на ноги. Он слабел с каждой минутой, у него, как у больного гемофилией, все еще шла кровь из носа, и адвокат прижимал к лицу мокрый, в бурых пятнах, носовой платок.
Я время от времени оглядывался. Лицо Валери изменилось неузнаваемо. Но не боль и страх присутствовали на нем. Она была страшна, какой может быть лишь разъяренная женщина, самка. Она шла вперед с какой-то отчаянной решимостью, поднимая ногами снопы брызг, разбрасывая по сторонам камни, которые со щелчками отскакивали от стен. В отличие от адвоката она не утратила присутствие духа и, я думаю, была готова вцепиться в горло картавому при первом удобном случае.
Я думал о том, как могло случиться, что картавый выследил нас. Мальчишка-пастух, убитый в нескольких метрах от нашего убежища на берегу, окурок, втоптанный в землю на подъеме к плато, пачка «Кэмела» на столе длинноволосого моджахеда – эти факты лишь вызывали во мне недоумение, я принимал их к сведению,
Все мы умны задним умом, с грустью подумал я. Трижды права Валери – мы идиоты. И главный идиот, вне всякого сомнения, – я.
Адвокат первым поднялся на шоссе и сразу сел на асфальт, отстегнул лямки рюкзака, выпутался из них и спустился к реке. Несколько минут он, склонившись над водой, жадно пил ее, пригоршнями поднося к опухшим губам. Я опустился рядом с его рюкзаком, чтобы перекинуться с адвокатом парой слов, когда он напьется и поднимется на шоссе. Валери села в стороне от меня, опустила голову на колени и долго оставалась неподвижной. Картавый прогуливался по мосту, поглядывая то на часы, то куда-то вдаль.
Сейчас, когда мы все время находимся у него на прицеле, сделать что-либо невозможно, думал я. Надо дождаться либо ночи, либо подходящего случая, когда можно будет внезапно напасть на него сзади и завладеть автоматом.
Выжимая платок и прикладывая его к разбитому носу, адвокат тяжело поднялся ко мне и сел рядом с рюкзаком.
– Когда подойдет машина, – тихо сказал ему я, – старайтесь быть как можно ближе ко мне и все время посматривайте на меня. Ждите сигнала.
– Вы думаете, еще можно что-то исправить? – изменившимся голосом, словно у него был сильнейший насморк, ответил Рамазанов. – А я вас предупреждал, я говорил…
– Сейчас не время для нравоучений, – прервал я его. – Возьмите себя в руки, не раскисайте.
– Я не раскисаю. Просто второго такого удара прикладом не выдержу.
Неторопливо подошел к нам картавый. С вечной улыбочкой уточнил:
– Что вы тут про приклад говорили?
Я удивился чуткости его слуха. Возможно, он слышал весь наш разговор. Впрочем, то, что мы мечтаем стереть его в порошок, вряд ли могло быть для картавого тайной.
Адвокат вжал голову в плечи и стал настолько жалок, что вызвал у меня новый всплеск отвращения к нему. Оказывается, этот благородный на вид мужчина совершенно не переносил физической боли. Она ломала в нем какой-то внутренний стержень, лишая возможности сопротивляться и противостоять насилию.
Картавый вскинул голову и прислушался. Я, как ни старался, не мог ничего различить, кроме шума реки, и только спустя минуту или две отчетливо услышал звук автомобильного мотора. Громыхая платформой, по шоссе к нам мчалась «Тойота».
Картавый встал посреди дороги, широко расставив ноги. Автомобиль остановился в метре от него, из кабины вышел афганец – все тот же водитель, подошел к картавому, пожал ему руку, посмотрел на нас, на рюкзаки.
– Загружаемся, ребятушки! – сказал картавый, хлопнул в ладоши и что-то сказал водителю на дари. Тот кивнул, сел за руль, развернул машину в обратном направлении и уже выставил ноги на асфальт, чтобы выйти, как картавый быстрым движением схватил его за волосы, сбив чалму, и несколько раз сильно ударил его лицом о дверные петли. Я вскочил на ноги и кинулся к нему, но картавый тотчас обернулся, оставил водителя, который, поливая асфальт кровью, медленно опускался к колесам автомобиля, поднял автомат, дал короткую очередь над моей головой и заорал: