Серебряный ветер
Шрифт:
Симон с усмешкой вскинул руки вверх.
— Ради мира, Аделина! Я знал, что мой рассказ придется тебе не по вкусу. Поверь мне, это решение далось Маршаллу нелегко.
— Но Лонгчемп уже нарушил слово!
— Миледи, мы и не надеялись, что он станет его держать. Данное им обещание лишило канцлера возможности открыто действовать против моей семьи. Он боится Маршалла и не станет переходить ему дорогу открыто. Маршалл отправил нас на королевскую службу подальше от центра, Лонгчемп выжидает и подсылает убийц, но при этом делает вид, что он с ними никак не связан. Боюсь, что это нападение должно было послужить
Аделина поплотнее запахнула плащ.
— Теперь я понимаю, почему ты не хотел брать жену.
— У Лонгчемпа был серьезный повод отправить тебя сюда из Нормандии. Теперь я думаю, он с самого начала планировал устроить твою смерть от моей руки. Скажем, во время святочного пира.
Солнце закатилось, на небе взошла луна. Теперь уже, глядя на камни, невозможно было сказать, за которым из них лежит тело Амвросия.
— Мы не можем оставить его здесь.
— Мы и не оставим. — Симон махнул рукой в сторону далеких огней у ворот крепости. — Пусть у Люка голова болит, как его похоронить. Полагаю, наш улыбчивый священник стал его головной болью вот уже несколько месяцев назад и продолжал создавать проблемы Люку по сей день. Нам надо спрятать тело на несколько дней, пока ты не уедешь отсюда.
— Почему его смерть необходимо скрывать? Этот человек — будь он священник или нет — попытался меня убить. Я это видела. Я расскажу отцу все в точности так, как происходило. Он был вооружен, он приготовился выстрелить…
— Мы не можем этого доказать. Лонгчемп — верховный судья короля. Он подкупит суд, и они скажут, будто у отца Амвросия был лук лишь потому, что он вышел пострелять кроликов. И вердикт очевиден — еше один невинный человек, священник, погиб от руки Симона Тэлброка, который тем и славен, что убивает помазанников Божьих. — Симон обернулся к Аделине и заговорил с печальной убежденностью: — Перед нами не обычный враг. Ожидая самого худшего, мы можем предсказать лишь половину того зла, на которое способен этот человек.
Глухая боль сжимала грудь Аделины. Они с мужем полюбили друг друга, но ей суждено потерять любимого из-за козней Лонгчемпа. Она потеряет его из-за коварного шпиона, который принял обличье святого отца и предпочел умереть, оставаясь для мира священником, и все для того, чтобы вновь поставить ее любимого вне закона.
— Симон, он не был священником, у него плечи солдата. Он скорее всего и был курьером Лонгчемпа — тем, кто находил в лесу стрелы и отправлял сообщения в Херефорд. Вот откуда у него стрелы Люка.
— Конечно, все могло быть именно так. Но еще он мог быть и священником. Сам Лонгчемп имеет сан епископа, это при всех-то его злодеяниях!
Симон остановил коня и подождал, пока Аделина поравняется с ним.
— Не надо все усугублять. У нас с тобой был наш час. Мне придется скрыться на зиму, может, на более долгий срок, и ты не можешь бежать со мной.
— Но…
— Даже сам Маршалл не спасет меня от суда за второе убийство.
— Тогда оставь его нераскрытым до весны, а лучше навсегда. Никто не знает, что он сюда приходил, никому не надо знать о том, что здесь произошло. Не говори Люку. Я помогу тебе. Мы похороним его
— Я не стану просить свою жену копать могилу для убиенных мною людей. Сегодня же его хватятся, поиски будут вестись несколько дней. Никто, даже старый разбойник твой отец, не допустит, чтобы о пропавшем священнике попросту забыли. По меньшей мере дважды здесь перевернут каждый камень. Слишком поздно что-либо предпринимать.
— Симон, обещай, что ты ничего не станешь решать до тех пор, пока я не поговорю с отцом. Оставайся здесь, я приведу к тебе Гарольда, а затем отправлюсь к Кардоку. Он обязан тебе жизнью сыновей. Симон, прими ту помощь, которую он должен тебе оказать. У него на западе живет двоюродный брат…
Симон покачал головой:
— Я должен покинуть это место, а ты должна идти к отцу. Я отыщу сподручных священника и позабочусь о том, чтобы они больше не смогли причинить тебе вред. Ты должна исчезнуть, твой отец знает, как это организовать. Аделина, мне и так тяжело, не надо…
— Я ненавижу их: Лонгчемпа, Люка, — я всех их ненавижу.
Симон тихо засмеялся:
— Неужели я слышу свою хладнокровную, на удивление разумную жену? Та ли это женщина, что держит язык за зубами, в то время как в привычке всего прекрасного пола всем и вся выбалтывать первое, что приходит на ум? — Он повернулся в седле. — Это наша любовь так на тебя повлияла?
— Я не могу думать ни о ком другом, кроме как о Лонгчемпе. Это он отнимает у меня мужа. — Аделина не делала попыток остановить слезы, и они ручьями текли у нее по щекам. — Я люблю тебя, Симон Тэлброк, а ты меня оставляешь. Из-за этой обезьяны Лонгчемпа я, быть может, больше никогда не узнаю твоей ласки, ты можешь никогда не увидеть ребенка…
Симон резко остановился и развернул коня.
— Аделина, если в этом мире есть способ вернуться к тебе, я его найду. Но я не могу делать то, что должно, покуда не удостоверюсь, что ты в надежном и безопасном месте, где даже я не смогу тебя найти, пока не подойдет время.
Симон вновь поскакал впереди, петляя между валунами и осинами. Возле освещенного луной озера начиналась широкая тропа. Холодная и величественная луна освещала ледовый наст. Казалось, она следовала за Аделиной, проезжавшей мимо серебристой глади.
На льду озера не было ни снежинки, ни капельки грязи. Аделина горячо взмолилась о снеге.
Она уснула в седле и проснулась, когда Симон взял в руки поводья ее кобылы.
— Мы уже близко, — сказал он, — ты постараешься не заснуть, пока не приедем в поместье? Надеюсь, ванну из нашей спальни еще не убрали и горячая вода найдется.
Аделина протерла глаза и вспомнила…
— Симон, мы не можем спать в доме отца сегодня.
— Обещаю, все будет в порядке.
— Да нет, ты не понимаешь. Я сказала отцу, чтобы он возвращался в хозяйскую спальню, а хижину оставил мышам.
Симон пожал плечами:
— Значит, будем спать в хижине с мышами.
— Я сказала, что мы сегодня заночуем в крепости.
— Почему? Что-то тебя напугало?
— Мы поссорились. Симон рассмеялся:
— Я не узнаю сегодня свою жену. Она ссорится с самым главным местным разбойником, отклоняет гостеприимство отца и расстается с девственностью в пещере. Что же моя женушка скажет завтра, когда придет в себя и обнаружит, что жизнь ее так круто переменилась?