Серебряный волк, или Дознаватель
Шрифт:
Почему на этой площади так часто замирает время?!
Сэр Оливер опускается на одно колено перед Карелом.
– Да здравствует король.
– Да здравствует король! – подхватывают гвардейцы.
2. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене
– Ирула, – повторяет Серж. – Опять Империя.
Значит, не выдав дочь за Карела, император захотел отдать ее Грозному… Похоже, думаю я, жизнь королевы Нины в те дни тоже висела на волоске.
– А
– Марго, наверное?
– Марго? А, ты про замужество ее? Нет… того хрониста, что шпионил для Империи. Жаль, что у нас нет хроник за последние годы Смутных Времен.
– Но ведь Пресветлый запретил мне, – бормочу я. Вспоминаются давние домыслы, о коих даже Сержу побоялся я сказать: на Империю ли работал тот хронист – или все-таки на Церковь?
– Я помню. Но ты уверен, что сегодня он не решил бы иначе? Ведь тогда мы еще не знали, как глубоко увязла Империя в делах Таргалы. Согласись, друг Анже, шпионить – дело самое обычное, этим все занимаются, а короля околдовать…
– Мы не знаем точно, был ли он околдован, – напоминаю я. – И если был, то кем именно.
– Потому я и говорю – жаль, что у нас только один том хроник. Слишком уж он давний…
Но из него я мог узнать больше, думаю вдруг я.
– Так ты считаешь, Пресветлый разрешил бы мне вернуться к хронисту?
Серж пожимает плечами.
– Не могу говорить за Пресветлого, но по мне, для дознания это было бы очень даже кстати. Однако заболтались мы, Анже. Ложись-ка ты спать. Да, хотел бы я знать, как спалось Карелу после такого денечка…
Назавтра я беру у брата библиотекаря том старых хроник. Закрываюсь у себя – и вспоминаю хрониста и его гостя из Империи.
Я сижу, положив тяжелый фолиант на колени. Глажу толстый, массивный переплет – бережно, чувствуя кончиками пальцев скрытое тепло благородного розового дерева и бесконечную его память. И спрашиваю: кому на руку была злоба Лютого? Мог ли хронист знать? Ведь он многое знал, королевский хронист… то ли шпион Империи, то ли верный слуга Святой Церкви…
3. Королевский хронист
– Вина, господин?
– Разве что немного… – Гость королевского хрониста снимает добротный дорожный плащ, бросает на лавку широкополую шляпу. Садится, закидывая ногу на ногу. Принимает из рук хрониста кубок; поблескивают камни в дорогих перстнях. – Ты уверен, что получилось?
– Я стоял от короля в двух шагах. Промахнуться было бы трудно. – Хронист чуть заметно улыбается. – Впрочем, мы можем убедиться. Добрый наш король собирается присутствовать при казни. Посмотрим, как он себя поведет…
– Ты мне скажи, как он вел себя вчера?
– Напился… – Королевский хронист пожимает плечами. – Орал, брызгал слюной… аббата назвал тупым святошей, королеву – шлюхой, дежурных кавалеров – дармоедами.
Гость подается вперед:
– И
– Откровенно говоря, ей не впервой… пожелала супругу покойной ночи и ушла к себе.
– А аббат?
– Пробовал усовестить, но король в ответ обложил его вовсе уж непотребно. Тут пришел капитан с докладом, и аббат хлопнул дверью.
– Неплохо, – усмехается гость.
– Это еще не все, господин, – в голосе хрониста мелькают горделивые нотки: не так просто было добыть информацию, коей собирается он поделиться. – Баронесса Оливия Турри, нынешняя фаворитка его величества, наутро жаловалась, что король выпил лишку и заснул, не доведя до конца любовных игр. Признаться, я не представляю, сколько наш король должен выпить, чтобы это можно было назвать словом «лишку».
– Замечательно! – гость отхлебывает вина и ставит кубок на стол. – Ты хорошо справился. Теперь с каждым днем королю будет все труднее выплескивать гнев… он будет нарастать, а неутоленный гнев…
Тягучий стон Колокола Правосудия вязнет в полуденной духоте, подобно комару в знойном янтаре.
– Пришло время наградить тебя за службу, – объявляет гость. – Теперь тебе опасно здесь оставаться. Я возвращаюсь в Империю нынче вечером. Можешь ехать со мной.
– Благодарю, господин.
– Собирайся.
Хронист суетится. Из потайных ящичков один за другим появляются на свет кошельки, мешочки, сверточки – и исчезают в недрах объемистого дорожного мешка. Между тем гость неуловимо быстрым движением разворачивает камень в одном из перстней… взмах руки… хронист дергается, хватается за грудь… тихо опускается на стул, с глухим стуком роняет голову на высокую конторку.
– Сердце, – вздыхает гость. – Что ж, придется Грозному поискать себе другого хрониста.
Накидывает плащ, надвигает на глаза шляпу. Подхватывает мешок умершего. И выходит, аккуратно прикрывая за собой дверь.
4. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене
– И все-таки, Серж, зачем я тебе там понадобился? Дело-то пустяковое.
Серж широко улыбается:
– Согласись, друг Анже, вдвоем мы смотримся вдвое солидней. К тому же ты и с подземельными дела имел, и в их работе худо-бедно смыслишь.
– Серж! Это ты светлейшим наплел, да? Чтобы меня отпустили? А сам, небось, решил, что мне развеяться полезно?
– Да уж не вредно, – подтверждает Серж.
Я, пожалуй, и сам рад отвлечься. Жаркое летнее солнце, дорога, истекающая зноем, ослепительно голубая Реньяна… Я чувствую, как отпускает меня предзимняя стынь последнего дня правления короля Анри, при жизни названного Грозным, а после смерти – Лютым. Как меркнет в памяти заливающая ворот рубашки темная кровь, и страшный, дикий, нечеловеческий вопль, от которого я то и дело просыпался этой ночью, уходит в сумерки прошлого, где ему и место.