Серебряный
Шрифт:
— И ничего, указывающего на связь Симпсона с кейплтонской конюшней?
— Абсолютно ничего.
Холмс уселся поглубже, и разговор прервался. Через несколько минут экипаж наш остановился возле стоящего у дороги хорошенького домика из красного кирпича, с широким выступающим карнизом. За ним, по ту сторону загона, виднелось строение под серой черепичной крышей. Вокруг до самого горизонта тянулась волнистая равнина, буро-золотая от желтеющего папоротника, только далеко на юге подымались островерхие крыши Тавистока да к западу от нас стояло рядом
— Простите меня, — обратился он к полковнику Россу, который глядел на моего друга с недоумением, — простите меня, я задумался.
По блеску его глаз и волнению, которое он старался скрыть, я догадался, что он близок к разгадке, хотя и не представлял себе хода его мыслей.
— Вы, наверное, хотите первым делом осмотреть место происшествия, мистер Холмс? — предположил Грегори.
— Мне хочется побыть сначала здесь и уточнить несколько деталей. Стрэкера потом принесли сюда, не так ли?
— Да, он лежит сейчас наверху.
— Он служил у вас несколько лет, полковник?
— Я всегда был им очень доволен.
— Карманы убитого, вероятно, осмотрели, инспектор?
— Все вещи в гостиной. Если хотите, можете взглянуть.
— Да, благодарю вас.
В гостиной мы сели вокруг стоящего посреди комнаты стола. Инспектор отпер сейф и разложил перед нами его содержимое: коробка восковых спичек, огарок свечи длиной в два дюйма, трубка из корня вереска, кожаный кисет и в нем полунции плиточного табаку, серебряные часы на золотой цепочке, пять золотых соверенов, алюминиевый наконечник для карандаша, какие-то бумаги, нож с ручкой из слоновой кости и очень тонким негнущимся лезвием, на котором стояла марка «Вайс и Кь, Лондон».
— Очень интересный нож, — сказал Холмс, внимательно разглядывая его.
— Судя по засохшей крови, это и есть тот самый нож, который нашли в руке убитого. Что вы о нем скажете, Уотсон? Такие ножи по вашей части.
— Это хирургический инструмент, так называемый катарактальный нож.
— Так я и думал. Тончайшее лезвие, предназначенное для тончайших операций. Не странно ли, что человек, отправляющийся защищаться от воров, захватил его с собой, — особенно если учесть, что нож не складывается?
— На кончик был надет кусочек пробки, мы его нашли возле трупа, — объяснил инспектор. — Жена Огрэкера говорит, нож лежал у них несколько дней на комоде, и, уходя ночью, Стрэкер взял его с собой. Оружие не ахти какое, но, вероятно, ничего другого у него под рукой в тот момент не было.
— Вполне возможно. Что это за бумаги?
— Три оплаченных счета за сено. Письмо полковника Росса с распоряжениями. А это счет на тридцать семь фунтов пятнадцать шиллингов от портнихи, мадам Лезерье с Бондстрит, на имя Уильяма Дербишира. Миссис Стрэкер говорит, что Дербишир — приятель ее мужа и что время от времени письма
— У миссис Дербишир весьма дорогие вкусы, — заметил Холмс, просматривая счет. — Двадцать две гинеи за один туалет многовато. Ну что ж, тут как будто все, теперь отправимся на место преступления.
Мы вышли из гостиной, и в этот момент стоящая в коридоре женщина шагнула вперед и тронула инспектора за рукав. На ее бледном, худом лице лежал отпечаток пережитого ужаса.
— Нашли вы их? Поймали? — Голос ее сорвался.
— Пока нет, миссис Стрэкер. Но вот только что из Лондона приехал мистер Холмс, и мы надеемся с его помощью найти преступников.
— По-моему, мы с вами не так давно встречались, миссис Стрэкер, — помните, в Плимуте, на банкете? — спросил Холмс.
— Нет, сэр, вы ошибаетесь.
— В самом деле? А мне показалось, это были вы. На вас было стального цвета шелковое платье, отделанное страусовыми перьями.
— У меня никогда не было такого платья, сэр!
— А-а, значит, я обознался. — И, извинившись, Холмс последовал за инспектором во двор.
Несколько минут ходьбы по тропинке среди кустов привели нас к оврагу, в котором нашли труп. У края его рос куст дрока, на котором в то утро миссис Стрэкер и служанка заметили плащ убитого.
— Ветра в понедельник ночью не было, — сказал Холмс.
— Ветра — нет, но шел сильный дождь.
— В таком случае плащ не был заброшен ветром на куст, его кто-то положил туда.
— Да, он был аккуратно сложен.
— А знаете, это очень интересно! На земле много следов. Я вижу, в понедельник здесь побывало немало народу.
— Мы вставали только на рогожу. Она лежала вот здесь, сбоку.
— Превосходно.
— В этой сумке ботинок, который был в ту ночь на Стрэкере, ботинок Фицроя Симпсона и подкова Серебряного.
— Дорогой мой инспектор, вы превзошли самого себя!
Холмс взял сумку, спустился в яму и подвинул рогожу ближе к середине. Потом улегся на нее и, подперев руками подбородок, принялся внимательно изучать истоптанную глину.
— Ага? — вдруг воскликнул он. — Это что?
Холмс держал в руках восковую спичку, покрытую таким слоем грязи, что с первого взгляда ее можно было принять за сучок.
— Не представляю, как я проглядел ее, — с досадой сказал инспектор.
— Ничего удивительного! Спичка была втоптана в землю. Я заметил ее только потому, что искал.
— Я не исключал такой возможности.
Холмс вытащил ботинки из сумки и стал сравнивать подошвы со следами на земле. Потом он выбрался из ямы и пополз, раздвигая кусты.
— Боюсь, больше никаких следов нет, — сказал инспектор. — Я все здесь осмотрел самым тщательным образом. В радиусе ста ярдов.
— Ну что ж, — сказал Холмс, — я не хочу быть невежливым и не стану еще раз все осматривать. Но мне бы хотелось, пока не стемнело, побродить немного по долине, чтобы лучше ориентироваться здесь завтра. Подкову я возьму себе в карман на счастье.