Серенгети не должен умереть
Шрифт:
Глава седьмая
МЫ ОБНАРУЖИВАЕМ БРАКОНЬЕРОВ
Как много людей в наше время, совершая дальние перелеты, спит или поглощает жареную курицу с зеленым горошком, которую им любезно подает стюардесса, в то время как в нескольких километрах под ними проплывают изумительные девственные леса! Таким вечно спешащим куда-то пассажирам «воздушных автобусов» мы советуем хоть раз в жизни полетать по-настоящему. Вот хотя бы так, как мы с Михаэлем сегодня.
Изумительно
Кругозор наш все расширяется и расширяется. Теперь нам уже видна Ленгаи – «гора Господня», острая вершина которой в отдельные годы еще продолжает дымиться. А с другой стороны на горизонте начинает светиться серебристая полоска озера Виктория.
Закрылки на наших полосатых крыльях выпущены до предела, а плоскости пропеллера повернуты таким образом, что он делает три тысячи оборотов в минуту. Вот так, шаг за шагом, наша добрая «зебра» одолевает небо.
Мы достигаем белых кучевых облаков и прямо влетаем в одно из них. Нас сразу же обступает слепящий белый туман, восходящий воздух внутри облака заносит нас еще выше. Тем временем маленькая стрелка на циферблате все приближается к критической желтой полосе. Это означает, что мотор начинает перегреваться: в таком разреженном воздухе мы слишком медленно летим. Здесь уже не хватает спасительного ветра, который бы охлаждал тяжелоработающую машину.
Ничего не поделаешь. Приходится втягивать закрылки подальше и менять поворот лопастей винта; теперь мы летим уже в горизонтальном направлении. Стрелка высотомера замирает, а через 10 минут и мотор начинает остывать. Снова начинается борьба за высоту – шаг за шагом, метр за метром.
Наконец Михаэль говорит:
– Ну все, выше она не потянет: воздух слишком разрежен.
Мы сейчас парим на высоте 5733 метра над уровнем моря, или в 4100 метрах над нашим алюминиевым домиком там, внизу, в степи. Но мы ничего этого уже не видим, так как висим высоко над белыми кучевыми облаками. Под нами простирается какое-то неземное царство… Мы выключаем газ и зажигание.
Наступает тишина. Жуткая тишина. Пропеллер замедляет свой бег и наконец безжизненно повисает в воздухе – теперь это обыкновенная планка с концами, окрашенными в желтый цвет. Закрылки мы выпускаем с наклоном в 45 градусов – это их крайнее положение. Теперь наша «Утка» превратилась в планер, и у нас появляется ощущение настоящего полета – самолет парит в небе, точно гриф. Ветер со свистом проносится под нашими двенадцатиметровыми крыльями. Высотомер показывает, что в секунду мы снижаемся на три-четыре метра. Когда мы опустимся ниже, где воздух станет плотнее, спуск несколько замедлится. Я прикидываю, что так мы можем продержаться в воздухе больше четверти часа.
Где-то недалеко, над белым облачным ландшафтом, высятся глетчеры Килиманджаро. Даже здесь, в этом прекрасном заоблачном мире, он остается царственной
Шлеп! Ощутительный шлепок по соответствующему месту выводит меня из мечтательного настроения. Горят отпечатки всех пяти пальцев. Михаэль же продолжает смотреть в пространство отсутствующим взглядом своих серовато-голубых глаз и едва подавляет насмешливую улыбку. В этом-то и заключается негласная договоренность между нами: надо не только застать другого врасплох, но и сделать это как раз в самую сентиментальную минуту. Михаэлю это удалось.
Теперь мы квиты, счет сравнялся: один – один.
Однако нас что-то начинает познабливать в наших рубашках с короткими рукавами; это оттого, что мотор больше не греет. Согревает только сознание, что достаточно одного нажатия пальца, чтобы его снова включить.
Шесть месяцев назад здесь пролетал один пилот на маленькой «Цессне». Он ввинтился высоко в воздух, чтобы над облаками беспрепятственно пересечь горы, однако не нашел потом «окошка», сквозь которое мог бы разглядеть землю. Ведь приземляться вслепую сквозь облака страшно опасно. Никогда не знаешь, как низко они нависают над землей – может быть, в 10 метрах, а возможно, в виде туманной пелены опустились на самую земную поверхность; бывает, что облака предательски скрывают горные вершины. В порту Найроби слышали, как этот пилот передал по радио, что через пять минут у него кончится бензин и что он не знает, где находится. С тех пор никто больше ничего о нем не слыхал, никто не знает, потонул ли он в жгучем рассоле озера Натрон или лежит, разбитый, в одном из глубоких ущелий в горах.
Мы влетаем в одну из темных пропастей меж облаков и, словно в лифте, спускаемся по краю облачного чудовища. И вот уже под нами снова широкая степь Серенгети, пестрая от солнечных бликов и теней облаков.
Вдруг Михаэль меня толкает:
– Пап! Посмотри-ка, что это там, внизу, прямо под нами? Видишь?
Поперек равнины, зажатой с двух сторон облесенными берегами рек, тянется какой-то странный плетень. Вдоль него бегут человеческие фигурки. Нас они не замечают, потому что мы опускаемся с выключенным мотором. Это, оказывается, они протянули прямо поперек степи изгородь из колючего кустарника, словно заграждение из колючей проволоки. Через каждые 20 – 30 метров оставлены лазейки, сквозь которые гну, газели и зебры вынуждены пробираться во время своих кочевок по степи.
Но в эти отверстия запрятаны железные петли-капканы – это мы знаем наверняка. В них животные медленно умирают или еще живыми становятся жертвой гиен и шакалов. На деревьях возле реки сидят в ожидании падали сотни грифов.
– Браконьеры! – говорит Михаэль гневно.
Мы решили пока не включать мотор, а спланировать поближе к злоумышленникам. Пять человек там, внизу, разрубают тушу зебры; затем двое из них, перекинув красные куски мяса через палку, перетаскивают их в укрытие под деревья.