Сергей Горбатов
Шрифт:
Она обняла Таню и нежно гладила ее по головке, как малого ребенка.
— Я не отпираюсь, тетенька, — сказала вспыхнувшая Таня, — конечно, стосковалась. Легко ли, ведь вот уже год целый, как он уехал!.. Давно пора вернуться, а особливо в такое время…
— Что ты мне говоришь, будто я сама дни и ночи о том же не думаю! Давно думаю, Танюша. С нарочным письмецо послала Льву Александрычу Нарышкину, всячески умоляла его, чтобы упросил государыню вернуть Сереженьку.
Таня встрепенулась. Моська опоздал — материнское сердце само вовремя забило тревогу!..
— Ну и что же…
— А вот, читай сама, что он мне ответил, — грустно произнесла Марья Никитишна, порылась в своем ридикюле, вынула письмо и подала его Тане.
Таня жадно принялась за чтение.
Нарышкин писал, что, несмотря на все свое желание, ничего не может сделать. И просил государыню — да ничего из этого не вышло… Это было загадочное письмо хитрого вельможи, который не мог сказать истины, а между тем все же намекал между строк на то, что какие-то важные обстоятельства мешают Сергею вернуться в Петербург и что даже теперь для него лучше быть подальше. Он успокаивал Марью Никитишну, уверял ее, что никакая опасность не грозит ее сыну, а в конце концов выходило все-таки, что неизвестно сколько еще времени придется молодому дипломату пробыть вдали от родины.
Таня опустила руки. Марья Никитишна по простоте своей многое не поняла из этого письма, но Таня поняла все. Она увидела, что какая-то беда стряслась над Сергеем еще в Петербурге, что его пребывание в Париже — что-то вроде ссылки. Но что это могло быть, что все это значило? — Она не в силах была придумать, она только с каждой минутой все яснее понимала, что такое положение невыносимо, невозможно. Нужно все это узнать, распутать… нельзя жить с этой таинственноствю, с этими странными, пугающими намеками, которые вот и в письме Нарышкина, и в письме Моськи, и в письмах Сергея…
Ведь что это — его последнее письмо?! Будто и не он пишет… в них столько недоговоренного и, опять-таки, таинственного и страшного.
Таня сидела бледная, почти в забытьи. Ее сердце больно и сильно стучало. Вот она вздрогнула, подняла голову, взяла Марью Никитишну за руку и сказала:
— Тетенька, знаете что? Я с матушкой поеду в Париж.
Марья Никитишна всплеснула руками.
— Танюша, Бог с тобой! Очнись, родная! Что ты задумала… Статочное ли дело, как вы поедете?
— Так вот и поедем, тетенька! И лучше вы мне ничего не говорите — я уже решила… Матушка уже давно совсем оправилась, и все доктора в один голос сказывают, что она вдвое еще стала бы здоровее, если бы подальше проехалась, прожила несколько месяцев в другом климате…
— Слышала я это! — задумчиво шептала Марья Никитишна. — да что твои доктора! Врут все… Чего это по свету-то таскаться… Живут люди на одном месте сидючи, а ведь живут же… и болеют, и выздоравливают, и до глубокой старости доживают. А тут, вишь ты, климат! Какой тут климат?! — Будто не хорошо у нас… Оно бы, конечно, проведала бы Сереженьку, узнала, как он, что голубчик… Да нет, где же там! Все это пустое, Танюша…
— А вот и увидите, что не пустое!
Таня простилась с Марьей Никитишной и, даже не зайдя к своей приятельнице, Елене, поспешила домой.
— Ехать, ехать, скорее ехать! — думала она. — Ведь так жить невозможно,
Княгиня сначала даже не поняла, чего хочет от нее дочь, а как поняла, ужаснулась:
— Танюша, да мы живы не вернемся! Ведь убьют нас, зарежут на дороге!
Но Таня через силу смеялась, ласкала мать, упрашивала ее и, конечно, скоро победила все ее опасения. Княгиня была теперь как воск в руках ее — не только заграницу, а и в самый ад пошла бы она по слову дочери.
— Делай, как знаешь, Танюша, — сказала она спокойным и покорным голосом. — Ехать так ехать… оно и правда — чего бояться… везде люди, не звери же!..
Таня ожила и принялась за всевозможные хлопоты, торопя отъезд, с которым нечего было мешкать.
XV. ДНИ И ЧАСЫ
События шли своим путем, постепенно расширяя его и уже не имея перед собою никакой преграды. Королевское семейство, по воле толпы покинувшее Версаль и переселившееся в Тюильри, в самый центр волнующегося Парижа, уже хорошо сознавало свое настоящее положение. Иллюзии, которыми еще недавно некоторые себя успокаивали, теперь окончательно исчезли — надеяться было не на что, оставалось только смиренно ждать своей участи.
Представители лучших домов Франции наскоро собирали свои деньги и драгоценности и убегали в Германию, Англию, Италию и даже Россию, покидая свои громадные, но уже почти разоренные родовые поместья, свои роскошные отели, покидая своего короля в самое страшное для него время. Почти каждый день Людовику XVI и Марии-Антуанетте приходилось прощаться с людьми, к которым они привыкли, которых еще недавно считали преданными и верными слугами. Почти каждый день приносил новое разочарование вместе с ужасным сознанием, что все их покидают, все забывают и не от кого ждать помощи, не на кого положиться.
Королева уже выплакала все свои слезы; теперь ее глаза были сухи, на губах ее мелькала тихая и скорбная усмешка, когда она прощалась с этими людьми, которых постоянно осыпала милостями не по заслугам, для которых ничего не жалела. Это была невыносимая усмешка, способная смутить самого холодного человека — и многие смущались, многие бледнели и опускали глаза перед королевой, у многих являлось сознание своего тяжкого и позорного греха — неблагодарности. Но это сознание скоро засыпало, убаюкиваемое чувством самосохранения. Эмиграция с каждым днем усиливалась.
Совершалось нечто возмутительное по своей жестокости и роковое: честного и добродушного короля, прекрасную королеву покинул весь мир. Вряд ли Людовик и Мария-Антуанетта сделали кому-либо сознательное зло в свою жизнь. Когда они были окружены блеском и могуществом, когда они являлись на самом прославленном и высоком престоле Европы, перед ними все преклонялись, ими восхищались, они не могли внушать к себе ненависти и вражды, в соседних государствах у них не могло быть врагов: они старались поддерживать дружественные отношения со всеми… Но вот блестящий престол рухнул, добрый король и прекрасная королева в несчастии, в унижении, на краю гибели — и ни одна дружественная рука не приходит к ним на помощь!..