Сергей Павлович Королев
Шрифт:
8 ноября американцы предприняли еще одну попытку запуска, но и «Пионер-2» постигла участь его предшественника. За океаном торопились, однако к следующему пуску мы подошли первыми: на Байконуре старт готовили на 4 декабря, на мысе Канаверал — на 6-е. НО и на этот раз удача отвернулась и от нас, и от них. Авария на «семерке» случилась на 245-й секунде, и уже по иной причине, а у американцев повторилось то, что было раньше: развить нужную скорость их ракета не смогла.
Очередные приготовления на Байконуре совпали со встречей Нового, 1959 года. Королев требовал от всех полной собранности и внимания. Запуск планировался на 2 января. Комплексные испытания прошли успешно, если не считать одного «боба». Неисправность быстро устранили. За несколько
Неприятности начались непосредственно перед пуском. Хронометры отсчитывали последние минуты, когда не прошла команда на отвод фермы обслуживания. Тридцатиметровая стальная громадина, которая должна была отойти от ракеты и опуститься на специальную платформу, оставалась на месте. Отказали электромоторы.
Королев помрачнел. Срывался замысел, так долго и трудно решаемый многими конструкторскими коллективами. Время, которое замедлялось в предстартовый момент, вдруг словно заторопилось, оставляя все меньше и меньше минут на размышления. Заместитель Королева по испытаниям Л. А. Воскресенский дает команду продолжать отсчет и предлагает снять упор и отвести ферму, готовую упасть набок. Это был рискованный и опасный по последствиям шаг, продиктованный отчаянием. Так казалось. Королев слушал молча и сосредоточенно. Предложения и суждения вправе высказывать каждый. Окончательное решение — за техническим руководителем.
Королев понимал, какая ответственность лежит на нем. Перед ним был стартовый комплекс, который через считанные минуты мог превратиться в кладбище бетона и металла. Перед ним были люди, которые уже давно не знали передышки в работе и поверили, что сегодня они завершат задуманное. Перед ним был хронометр, который неумолимо вел отсчет. Но была еще минута. Одна минута — большего не оставалось на размышление.
Они стояли друг против друга — приземистый, плотный Королев и высокий, худощавый Воскресенский, два «технаря», на долю которых выпало решать. Каждый глубоко сознавал степень ответственности и, не полагаясь на собственное видение проблемы, внимательно вникал в контраргументы другого, мысленно оценивая их.
— Продолжайте начатое, — прохрипел Королев.
Ни на секунду не теряя чувства ответственности, он умел быстро и грамотно оценивать обстановку. В этот день ракета ушла к Луне. На этот раз получилось. Промазали немного, но вторую космическую скорость получили, систему управления проверили, от разрушительных резонансных колебаний избавились… Словом — удача.
Лишь через три месяца, заменив ракету «Тор-Эйбл» на «Юнону-2», американцы смогли пройти нашим маршрутом, но их промах был в десять раз большим.
16 июля еще одна «проба». Заправщики что-то напутали с горючим, залили в баки топливо не той плотности, пришлось сливать. Старт отодвинулся на два дня. Поначалу все шло нормально, думали, на этот раз попадем точно в цель, хотя уж очень непривычно выглядела эта стрельба. И снова неполадки на борту сорвали программу, аварийный подрыв ракеты поставил точку…
Два месяца изнурительной работы. Запланированный на 9 сентября пуск сорвался. Повторная попытка 12-го была успешной. Космический аппарат достиг Луны, обозначив наш приоритет вымпелами у кратера Архимед. 4 октября так же успешно стартовал еще один «лунник». Он сфотографировал не видимый с Земли «затылок» ночного светила. Это была большая победа отечественной науки и техники.
Заканчивался последний день 1959 года. Опустели этажи ОКБ, но сам Главный продолжал работать. Генерал Тюлин вошел в кабинет, чтобы поздравить товарища с наступающим Новым годом. Сергей Павлович не скрывал удивления:
— Не ожидал в такой час. Нормальные люди уже поглядывают на праздничный стол.
— Выходит,
Королев взглянул на часы и завел разговор о пусках, планируемых на начало года. Потом резко поднялся:
— Подожди секунду! — Он вышел в маленькую комнату за кабинетом и вернулся с двумя бутылками шампанского: — Это тебе, французское. Напиток королей! Ничего не спрашивай, потом объясню.
Теперь о шампанском. Известный во Франции и департаменте Марна винодел Анри Мор в кругу друзей обсуждал рождение в России «рукотворной Луны», нашего первого спутника.
«Я убежден, что человек никогда не увидит обратной стороны ночного светила. Не согласны? Предлагаю пари, ставлю тысячу бутылок лучшего королевского шампанского!»
Это был конец 1957 года. А в конце 1959-го в Россию из города Труа пришла необычная посылка. Она адресовалась тем, кто сумел «показать» людям обратную сторону загадочной и таинственной Луны. Посылка долго блуждала «по инстанциям», «теряла в весе» и все-таки какая-то часть попала в ОКБ-1. Что было примерно таким же чудом, как и сами королёвские «лунники»…
С ЧЕЛОВЕКОМ НА БОРТУ
Как-то в самый разгар спора с журналистами с улыбкой человека, уставшего объяснять банальности, словно в последний раз, по складам для особо непонятливых Королев разъяснил:
— Я закодирован на безумный интерес к космосу. Я болен всякого рода замыслами и проектами, я болен историей. Мне все интересно: и как думал Коперник, и как фантазировал Циолковский, и как делал расчеты Мещерский… Можете назвать это азартом, но я полагаю, что здесь совсем иное. Я устаю от рабочей беготни, бесконечных звонков и совещаний, но одно из главных счастливых состояний — читать и думать, иметь возможность жить в своем режиме. И «корячиться» могу, когда идут испытания, и тороплю жизнь, хотя знаю, что завтра уже всё, конец… Он есть у всего: у мечты, у задуманного изделия, у жизни. Послать человека сначала в облет Земли, а потом и в дальний космос, надолго — это великая мечта и великая задача. Я так понимаю: когда реально себе отдаешь отчет, чего ты хочешь, сколько у тебя времени и сил на реализацию, — это и есть оптимизм…
И еще об одном феномене Королева. Если внимательно посмотреть на даты вносимых им предложений, на сроки фактического начала работ по тому или иному проекту, на числа, месяцы и даже годы принятия официальных решений, можно заметить порой весьма значительную разницу во времени. Королев тонко чувствовал скрытые возможности техники, умел увязывать, казалось бы, совсем несхожие проблемы, подчиняя все это единому замыслу тех, кто его хорошо знал, кто многие годы работал с ним.
— Будущее космонавтики многовариантно, — говорил он. — Его можно угадать, можно нарисовать взглядом романтика, а можно и спрогнозировать с большей или меньшей степенью точности. Единственно, чего нельзя, — это предписать далеко наперед, каким ему быть. Время способно вносить поправки…
Итак, с человеком на борту. Эта программа имела свою предысторию. И, в частности, «Проект ВР-190». Он так и остался проектом, хотя был продуман, просчитан, вычерчен. До металла дело не дошло. Вероятно, потому, что датирован он 1946 годом. Собственно, ради самой этой даты я и веду разговор о нем.
Так вот, в послевоенном 1946 году в стране был создан один из научно-исследовательских институтов по ракетной тематике. В него вошли талантливые инженеры и конструкторы. Был среди них и уже знакомый нам Михаил Клавдиевич Тихонравов — страстный последователь идей К. Э. Циолковского. Группа, которую он возглавлял, разработала компоновочную схему высотной кабины для полета человека (а точнее — экипажа из двух человек) на высоту 150–200 километров. Кабина называлась «ракетным зондом», а сам проект «ВР-190».