Сергей Рахманинов. Воспоминания современников. Всю музыку он слышал насквозь…
Шрифт:
По пути в Калифорнию в начале мая Сергей Васильевич остановился в Анн-Арборе, чтобы участвовать в музыкальном фестивале, на который он был приглашен вместе с Филадельфийским оркестром и Орманди. Он исполнил «Остров мертвых» и «Симфонические танцы».
В июле того же 1942 года, живя на даче, Сергей Васильевич согласился играть и в концерте знаменитого Hollywood Bowl. Это большая котловина, окруженная горами; концерты происходят на открытом воздухе, и место, устроенное для публики, вмещает много тысяч слушателей. Играл Сергей Васильевич с Бакалейниковым свой Второй концерт.
Рахманиновы жили на даче около Беверли-Хиллса, расположенной на горе с чудным видом на далеко расстилающуюся долину. Кроме русской группы в Голливуде, Сергей Васильевич встречался и с музыкантами: Стравинским, Рубинштейном, Гофманом, Бакалейниковым и другими. Рахманиновы часто виделись с В.С. Горовицем и его женой. Сергей Васильевич часто по вечерам играл с Горовицем на двух фортепиано. Среди других произведений они играли и новое переложение «Симфонических танцев». Лето, проведенное Сергеем Васильевичем таким образом, отличалось от других тем, что
Сергей Васильевич сознавал и чувствовал, что активная артистическая деятельность его подходит к концу. Выступать на эстраде, появляться в концертах, если физически он не в состоянии будет удержаться на той высоте, которой достиг в исполнении, он, как артист, как музыкант, любящий искусство больше всего на свете, допустить не мог. С другой стороны, жизнь без концертов его ужасала. Время прекращения его выступлений все же приближалось. Последние два-три года он все чаще жаловался на общую усталость, говорил о прекращении концертов, о том, что не знает, что будет делать и где жить, присматривался к дачам и имениям, чтобы устроить себе новый угол, не имея из-за войны возможности еще в течение нескольких лет жить в Сенаре и т. д. И вот, проведя лето в Калифорнии, он решил купить небольшой дом в Беверли-Хиллсе и обосноваться там, а в Нью-Йорк приезжать с Наталией Александровной лишь на месяц-два, чтобы повидать друзей и послушать музыку. Небольшой особняк на Эльм Драйв, 10, был приготовлен для переезда в него Рахманиновых еще осенью 1942 года до отъезда их в Нью-Йорк. Мебель и все необходимое для хозяйства было также куплено и расставлено с расчетом, что после сезона 1942/43 года Сергей Васильевич и Наталия Александровна останутся в Калифорнии и приедут к себе в уже готовый и с комфортом обставленный дом. Перед отъездом в Нью-Йорк они пригласили одну русскую даму следить за порядком в доме в их отсутствие и наняли садовника для поливки сада. Около гаража, стоявшего в саду, решено было потом пристроить студию для занятий Сергея Васильевича. При покупке этого дома Сергея Васильевича прельстили, кажется, больше всего две березы, росшие рядом с его участком (кстати, они были уже срублены, когда его больным привезли домой). Он часто говорил о красоте этих берез. Полюбилось ему еще его собственное дерево – громадная лиственница, росшая у подъезда. Сергей Васильевич, всю жизнь любивший строить и создавать, и на этот раз увлекся новой покупкой. Он с любовью и увлечением, сам посмеиваясь над собой и своим «большим» участком, тратил на его благоустройство все свободные от занятий часы. Это приобретение Сергея Васильевича – дом в Калифорнии – явилось его последним пристанищем на земле. Он в нем и скончался.
Последний концертный сезон Сергея Васильевича – 1942/43 год – начался 12 октября recital’ем в Детройте. Весь сбор с концерта 7 ноября в Нью-Йорке, в сумме 4046 долларов, Сергей Васильевич снова отдал на нужды войны; часть была передана через генерального консула России, часть пошла американскому Красному Кресту. Из всех концертов этого сезона три особенно интересовали Сергея Васильевича. Они были даны 17, 18 и 20 декабря Филармоническим обществом Нью-Йорка и шли под управлением Митропулоса. В первых двух Сергей Васильевич играл свою Рапсодию. Не это интересовало его, а то, что во всех трех концертах Митропулос играл его «Симфонические танцы». Он уже слышал эту вещь в очень удовлетворившем его исполнении Митропулоса в Миннеаполисе. Сергею Васильевичу как автору было очень трудно угодить; ему редко нравилось исполнение его произведений другими артистами. Но Митропулос, как и при исполнении его Третьей симфонии, был исключением. Сергей Васильевич, что редко с ним бывало, перед концертом с охотой проиграл Митропулосу на фортепиано «Симфонические танцы», дал указания и объяснения. Удивительна эта любовь Сергея Васильевича к своему последнему произведению. Ни одно свое сочинение он не слушал с такой охотой, ни одно из них так не желал зарекордировать, как «Симфонические танцы». И все время что-то стояло на его пути в этом отношении. Желание его так и оставалось невыполненным. Его очень интересовало, какое отношение вызовет исполнение «Симфонических танцев» в России, как будут реагировать на это сочинение русские музыканты, русская публика. Он знал, что ничто не помогает так ознакомлению с новым произведением, как граммофонные пластинки. Хочется верить, что кто-нибудь хоть после смерти автора, в его память, возьмется за это дело и запишет эту, такую русскую, лебединую песнь Рахманинова на пластинку.
Текущий 1942 год являлся юбилейным годом Рахманинова: пятьдесят лет интенсивной артистической деятельности. Близким Сергей Васильевич категорически запретил напоминать и говорить об этом. Конечно, его желание было для них законом. Больше всего он боялся, что об этом заговорит печать и что в связи с этим последуют неизбежное чествование, банкеты, речи и пр. Теперь, во время ужасов войны, подобное чествование казалось ему непереносимым диссонансом и более чем не ко времени. И все же думается, что он был слегка уязвлен тем, что никто в Америке, кроме одного репортера в Филадельфии, об этом не вспомнил. Тем более Сергей Васильевич был доволен и тронут, что в России об этой юбилейной дате не забыли. Узнал он об этом из русских газет, присланных ему из посольства В.И. Базыкиным. В Америке юбилей этот был отмечен частным образом: после его последнего концерта в Нью-Йорке 18 декабря его друзья отпраздновали юбилей вместе с Сергеем Васильевичем в тесной дружной компании. Фирма «Стейнвей», услышав о юбилее, преподнесла Сергею Васильевичу великолепный рояль, доставленный ему в его новый дом в Калифорнии.
После концерта 18 декабря, оказавшегося последним концертом Сергея Васильевича в Нью-Йорке, он сделал перерыв на шесть недель. Отдыхал, занимаясь только, как обычно,
Концерты начались в небольшом городке в Пенсильвании. Следующий концерт прошел в Колумбусе, Огайо. Приехавшие в Колумбус близкие друзья Рахманинова, Е.И. Сомов и его жена, были поражены плохим видом Сергея Васильевича. Все это было приписано его недавней простуде. Отменив концерт в Кливленде, Сергей Васильевич приехал в Чикаго, где он играл 11 и 12 февраля и где ему был оказан восторженный прием. В обоих концертах вся публика встала при появлении Сергея Васильевича на эстраде и, устроив по окончании концерта овацию, долго не отпускала его. Он сам был удовлетворен своим исполнением.
Отмечаю эту подробность только для того, чтобы подчеркнуть, что еще за шесть с небольшим недель до смерти Сергей Васильевич был все тем же Рахманиновым, оставался на той же высоте как артист и что даже разрушавшая его болезнь не сломила его артистический дух. Оставшись дня на три в Чикаго, Сергей Васильевич стал жаловаться на боль в боку; призванный к нему врач приписал это небольшому плевриту и невралгии и разрешил продолжать концерты, посоветовав пожить на солнце и в тепле. Выехав из Чикаго, Сергей Васильевич, уже совершенно ослабевший, играл в Луизвилле 15 февраля, отказываясь отменить следующий концерт, 17 февраля, в Ноксвилле из-за того, что осенью он уже причинил беспокойство местному менеджеру, перенеся назначенный там концерт на февраль. Концерт в Ноксвилле был последним концертом Рахманинова. Сергей Васильевич чувствовал себя все хуже. Отменив концерты во Флориде, а затем и в штате Техас, Сергей Васильевич и Наталия Александровна решили вскоре проехать прямо в Новый Орлеан, чтобы, отказавшись от всех концертов на юге, ехать оттуда в Беверли-Хиллс. У Сергея Васильевича должен был быть ряд концертов в Калифорнии, назначенных на март. Он думал, что поправится, попав домой и пожив там в тепле, как ему советовал чикагский доктор. В Новом Орлеане Рахманиновым пришлось прожить два-три дня, пока сопровождающему их представителю концертного бюро, мистеру Ховарду Хэку, не удалось достать спальные места до Калифорнии. По дороге между Новым Орлеаном и Лос-Анджелесом у Сергея Васильевича началось кровохарканье, которое, впрочем, скоро прекратилось. Дорогой, совершенно больной и ослабевший, он мечтал только об одном: доехать поскорее домой в Беверли-Хиллс и вызвать к себе знакомого русского доктора, которому он верил и с которым мог бы договориться. Но и тут он встретил неожиданное препятствие, так как на вокзале в Лос-Анджелесе, куда они добрались 26 февраля, уже ждала карета скорой медицинской помощи с санитарами и врачом, которые выехали за Сергеем Васильевичем по распоряжению близких Сергея Васильевича, узнавших о его болезни и условившихся по телефону из Нью-Йорка о том, чтобы его встретили на вокзале и приготовили место в больнице. Несмотря на просьбы Сергея Васильевича отпустить его домой, ему пришлось подчиниться и ехать в больницу. Пробыл он там недолго. Врачи нашли у него воспаление легкого и следы плеврита, но настойчивые просьбы Сергея Васильевича перевезти его домой на сей раз были уважены.
Дома Сергей Васильевич сначала почувствовал себя лучше. Русский врач А.В. Голицын ежедневно посещал его, он пригласил к Сергею Васильевичу русскую сестру милосердия О.Г. Мордовскую. По настоянию Голицына к Сергею Васильевичу был приглашен на консилиум другой врач, доктор Мур, а через несколько дней, 11 марта, семье была сообщена ужасная весть, что у Сергея Васильвича рак легких и печени и что поражены уже кости и мышцы. Никакая операция помочь не могла. Все, что оставалось сделать близким, это скрыть от него ужасную правду, так как Сергей Васильевич всегда с мистическим страхом говорил о смерти. Это, по-видимому, удалось.
Прах Сергея Васильевича покоится на кладбище в Кеnsico, недалеко от Нью-Йорка.
Закончив этот биографический очерк о Сергее Васильевиче Рахманинове, хочется прибавить еще несколько слов от себя для характеристики его как человека. Это несколько дополнит сказанное.
Отличительными качествами Сергея Васильевича являлись доброта и отзывчивость к страданиям и нуждам других большей частью неизвестных ему людей. Мало кто знает, как велика была его помощь еще прежде в России и в особенности здесь за рубежом оставшимся «там» и живущим «здесь», то есть рассеянным по всему миру русским людям. Он был очень скромен и совершенно не переносил шумихи и рекламы. Несмотря на кажущуюся неприступность и суровость, он был очень прост и естествен в обращении и доступен всякому, кто действительно нуждался в его помощи или совете. Обмана он не прощал никогда и помнил его долгие годы. Доступ к нему человека, обманувшего его, был закрыт навсегда. В гневе Рахманинов был страшен. Он обычно замолкал, когда сердился, но молчание это было страшнее всяких слов.