Сергей Рахманинов. Воспоминания современников. Всю музыку он слышал насквозь…
Шрифт:
Острое чувство, связанное с неудачным исполнением Первой симфонии в 1897 году, постепенно проходило. Рана залечивалась, и Рахманинов, по-видимому, опять начал тянуться к композиторской деятельности. Имя его как автора росло, спрос на его вещи также, его сочинения начали пользоваться успехом и за границей. В 1899 году он был приглашен в Англию, где многие уже знали его как автора Прелюдии cis-moll. Он продирижировал в Лондоне «Утесом» и играл свои фортепианные пьесы.
В отношении композиторской работы на помощь Рахманинову пришел Зилоти, который дал ему взаймы значительную сумму денег, чтобы Рахманинов мог начать писать, не мучая себя мыслью
В 1895–1899 годах появился ряд его мелких вещей: Двенадцать романсов ор. 14, Шесть хоров ор. 15 для детских голосов (1895), Шесть музыкальных моментов ор. 16. Возможно, что часть этих сочинений была задумана и написана автором раньше.
Талант автора окреп. Он продолжает писать. Появляются Сюита для двух фортепиано ор. 17, Двенадцать романсов ор. 21, среди которых находится «Судьба», написанная для Шаляпина и неоднократно им исполненная вместе с автором. И все же процесс творчества Рахманинова шел с большим трудом.
Огромную помощь принесло Рахманинову в этот период лечение в течение целой зимы у врача-гипнотизера Н.В. Даля. Даль был сам большой любитель музыки, во время посещений Рахманинова внушал ему бодрость духа, энергию, желание работать, веру в свои силы. Он сильно укрепил общее состояние нервной системы Рахманинова. Самочувствие его изменилось, а работа начала идти более уверенно. Он решается писать большую вещь, и осенью 1900 года появляется его Второй концерт, посвященный Далю. Две последние части этого концерта были исполнены автором зимой под управлением Зилоти в концерте, устроенном Дамским благотворительным тюремным комитетом. Легко понять волнение автора и близких ему перед этим концертом, перед исполнением вещи, на которую теперь все помогавшие ему возлагали столько надежд. На беду накануне выступления Рахманинов ухитрился где-то простудиться. Не желая отменять концерт, он охотно глотал все лекарства и снадобья, которыми его начали пичкать окружающие. Дело чуть не кончилось плохо, так как кому-то пришло в голову напоить его глинтвейном. От излишнего усердия составные части глинтвейна были утроены, и бедный пациент сильно поплатился за свою доверчивость к медицинским познаниям друзей.
Концерт имел громадный успех и был восторженно принят публикой. К следующему сезону была дописана первая часть и весь Концерт ор. 18 исполнен в концерте Филармонического общества. Вслед за Концертом появилась Соната для фортепиано и виолончели ор. 19, посвященная А.А. Брандукову, и кантата «Весна» на слова Некрасова ор. 20, посвященная Н.С. Морозову. Кантата была исполнена Зилоти в концерте Филармонического общества, а Соната для фортепиано и виолончели неоднократно исполнялась Брандуковым и автором в течение целого ряда лет.
Ранней весной 1902 года Рахманинов уехал один в Ивановку Тамбовской губернии, и, проведя там около месяца, написал Десять прелюдий ор. 23. В конце года им написаны Вариации на тему Шопена ор. 22.
В этот год в личной жизни Рахманинова наступила большая перемена. Он женился на Н.А. Сатиной, очень любившей музыку и окончившей незадолго до этого Московскую консерваторию по классу фортепиано. Их свадьба была в Москве в конце апреля. Пробыв часть лета в Вене и Италии, а остальную часть в Ивановке, Рахманинов с женой осенью возвращается в Москву и поселяется в квартире на Воздвиженке.
Зиму 1902/03 года Рахманинов часто выступал в концертах в Москве, Петербурге и в провинции. Кроме того,
В связи с более частыми концертными выступлениями его творческая деятельность опять сокращается. Борьба между двумя специальностями красной нитью проходит через всю его музыкальную жизнь. Эта борьба особенно обостряется в 1904–1906 годах, когда Рахманинов принимает приглашение дирекции императорских театров занять пост капельмейстера Большого театра. Это дало повод одному из музыкальных критиков изречь как-то, что «Рахманинов жжет свою свечу с трех концов».
Приглашение Рахманинова в оперу вызвало много толков в Москве. Недолюбливавшие его консерваторские круги во главе с Ипполитовым-Ивановым были не очень довольны этим и высказывали предположение, что с ним никто не уживется, так как он слишком требователен, суров и непреклонен. Некоторые друзья были тоже против его новой деятельности, сознавая, что новые обязанности прервут опять его творчество, другие, напротив, восторженно приветствовали его появление в Большом театре, говоря, что он внесет свежую струю в рутину и что театр от этого много выиграет, да что и Рахманинову самому будет полезно поработать в новой среде.
Первое же требование Рахманинова, предъявленное им начальству, вызвало много трений и толков. Дело касалось перестановки дирижерского пульта. По давно заведенному обычаю в Большом театре пульт дирижера находился у самой сцены и оркестр располагался позади этого пульта. Дирижер, управлявший оркестром, не видел, таким образом, оркестрантов. Рахманинов настаивал на том, чтобы пульт передвинули назад, так как он должен видеть оркестр, которым управляет. Старый дирижер Альтани не уступал и уверял, что ни певцам, ни хору не будет возможности следить за дирижерской палочкой на таком большом расстоянии от сцены. Начальство театра, желая угодить новому дирижеру и боясь обидеть старого, не знало, как быть. В конце концов был издан приказ переставлять пульт дирижера (и вместе с ним, разумеется, и большую часть пультов оркестрантов) для Альтани вперед, а для Рахманинова назад. Это вызвало, конечно, большую неурядицу и справедливые нарекания служителей и музыкантов. Наконец, когда убедились, что опасения Альтани напрасны и что логика на стороне Рахманинова, пульт был окончательно установлен на месте согласно требованию последнего.
Не желая обижать старика Альтани, Рахманинов избегал, где только мог, становиться на его пути, всячески щадил его самолюбие. Альтани, впрочем, скоро умер. Рахманинов очень ценил хормейстера Авранека, который иногда заменял Альтани, но считал, что его работа должна ограничиваться хором. Забегая вперед, надо отметить, что Рахманинову удалось убедить директора театров пригласить одного или двух молодых музыкантов, чтобы подготовить их постепенно к дирижерской деятельности на смену настоящим руководителям. Опыт был сделан, но выбор, кажется, оказался не совсем удачным.
Вопреки предсказаниям недоброжелателей, Рахманинов повел дело так, что труппа, в особенности хор и оркестр театра, скоро оценила в нем талантливого руководителя, а начальство, кроме того, и корректного сослуживца. За два года, которые он проработал в театре, у него ни разу не было недоразумений или ссор с исполнителями. Предъявляя очень большие требования ко всем артистам, он делал это для того, чтобы поднять художественный уровень исполнения. Отношение его ко всем было одинаково беспристрастное, и это, конечно, хорошо понимали те, к кому относились его замечания.