Сергей Рахманинов. Воспоминания современников. Всю музыку он слышал насквозь…
Шрифт:
Перевозил он всегда с собой и любимый свой автомобиль, так как только летом он мог им пользоваться по-настоящему. В Америку же автомобиль возвращался для проверки и для недалеких поездок Сергея Васильевича по окрестностям Нью-Йорка во время немногих дней, свободных от концертов. Пользовался он им все же преимущественно осенью до выступлений или весной по окончании концертов.
Лето 1925 года Сергей Васильевич провел с семьей во Франции на даче в Корбевиле [206] . Смерть в августе 1925 года искренне любимого им зятя глубоко потрясла его. Он вернулся в Нью-Йорк грустный и подавленный. Все его мысли были с оставшимися в Париже дочерьми и с родившейся только что внучкой. С этой зимы Наталия Александровна начала ездить с ним в турне, что очень помогало ему.
206
На этой даче Сергей Васильевич позировал К.А. Сомову,
Продав весной 1925 года свой дом, они поселились в небольшой квартире на 505 Уэст Энд Авеню, в которой и прожили около восемнадцати лет, до самой смерти Сергея Васильевича.
Сезон 1925/26 года был очень короткий, Сергей Васильевич играл только двадцать два раза – с 29 октября по 11 декабря. После этого он не выступал целый год, с января 1926 года по январь 1927 года.
Перерыв в концертах, потребованный Сергеем Васильевичем, был использован на то, чтобы заняться композицией.
Ему, по-видимому, неудержимо захотелось вернуться к творчеству. В результате долгого перерыва в этой области работа шла не быстро. Все же он написал за год Четвертый концерт ор. 40 и «Три русские песни» для хора и оркестра ор. 41. Концерт был исполнен автором под управлением Стоковского 18 и 19 марта 1927 года в Филадельфии и 22 марта в Нью-Йорке. В этих же концертах Стоковский исполнил «Три русские песни». Одну из песен – «Ах ты, Ванька» – Сергей Васильевич слышал от Ф.И. Шаляпина, который не раз пел ее Сергею Васильевичу при встрече с ним, другую песню – «Через речку, речку быстру» – Сергей Васильевич давно знал, увидев ее в каком-то сборнике. Третья песня – «Белилицы, руменицы вы мои» – привлекла внимание Сергея Васильевича, когда он услышал ее в исполнении Н. Плевицкой. Плевицкая, приехавшая в Америку в 1926 году, не раз бывала у Рахманиновых в доме. Она всякий раз много и охотно пела Сергею Васильевичу, который ей аккомпанировал. Больше всех ее песен Сергею Васильевичу нравились «Белилицы». Он находил эту песнь такой оригинальной, а исполнение таким хорошим, что специально написал к ней аккомпанемент и попросил компанию «Виктор» сделать пластинку этой песни, согласившись даже сам выступить в роли аккомпаниатора Плевицкой. Эта замечательная пластинка не была оценена мало понимающими музыку руководителями компании «Виктор». Они не захотели печатать ее, говоря, что никто не станет покупать пластинку с песней на непонятном русском языке. Пробные пластинки были даны только Сергею Васильевичу и самой Плевицкой.
Лето 1926 года Рахманиновы провели под Дрезденом на даче Suchaistrasse, вблизи от известного немецкого курорта Weisser Hirsch, и опять ежедневно виделись с Сатиными. Конец лета Рахманиновы провели в Каннах.
Возобновив в январе 1927 года свои выступления, Сергей Васильевич дал тридцать четыре концерта. По окончании сезона, 4 апреля, Сергей Васильевич скоро уехал в Европу и поселился на даче где-то под Дрезденом.
Осенью 1927 года Сергей Васильевич сделал перерыв в концертах и не выступал до 15 января 1928 года. Он играл в Америке с 15 января до 22 апреля в тридцати одном recitals и дал 19 мая еще recital в Лондоне.
Весь сбор от концерта 22 апреля в Нью-Йорке (4635 долл.) он пожертвовал на благотворительные цели.
Лето 1928 года Рахманиновы провели во Франции, сняв дачу в Villers sur Мег, в четырех-пяти часах езды от Парижа. Там их часто посещали Н.К. Метнер с женой, В.А. Маклаков, Ю.Э. и Л.Э. Конюсы и другие русские друзья.
Осенью 1928 года Сергей Васильевич вместо Америки выступал в Европе. После десятилетнего перерыва он опять появляется на эстрадах скандинавских, а затем других европейских городов, где не играл с 1911–1912 годов и даже раньше: Гаага, Амстердам, Роттердам, Берлин (три концерта), Гамбург, Кельн, Франкфурт, Ганновер, Дрезден, Бреслау, Милан, Вена, Будапешт и 2 декабря 1928 года – Париж. В Европе он дал всего двадцать шесть концертов. В странах Европы ему пришлось завоевывать признание публики, так как хотя его имя было известно, но новое поколение слушателей его еще никогда не слышало. Концерты эти были очень успешны, лучше сказать, были триумфальным шествием артиста по всей Европе, и концертное бюро поспешило заключить с его представителями новые контракты на следующий год.
Приехав в Америку, Сергей Васильевич дает с 13 января по 7 апреля 1929 года тридцать один recitals.
Рахманиновы решили лето 1929 года провести во Франции, сняв дачу в имении Клерфонтен, в тридцати пяти милях от Парижа, около летней резиденции французских президентов – Рамбуйе.
Большой, вместительный дом, пруды с квакающими лягушками, соловьи, глушь, аромат полей и лесов, цветущие липы – все это как-то напоминало Сергею Васильевичу Россию и даже любимую им Ивановку. Гуляя по окрестностям, он с наслаждением вдыхал в себя воздух, часто находя, что «пахнет дымком» от костра (одни из любимых запахов Сергея Васильевича).
Близость Парижа позволяла многочисленной русской молодежи часто навещать Рахманиновых по воскресеньям. Тяжело работая
Лето 1929 года и следующее в 1930 году молодежь увлекалась постановкой кинематографического фильма. В этом принимали участие и представители старшего поколения, гостившие у Рахманиновых, К.А. Сомов и мать Наталии Александровны – В.А. Сатина. Снимала фильм Наталия Александровна. Сергей Васильевич с удовольствием смотрел на все это оживление. Особенно много готовились «артисты» к празднованию дня именин хозяйки – 26 августа старого стиля. К этому дню и без того радушные хозяева готовили бесконечное количество яств своим преимущественно молодым гостям, от души веселившимся и веселившим других.
Проведя лето 1929 года в Клерфонтене, осенью Сергей Васильевич выступает с 19 октября до 19 декабря в семи европейских странах, дав тридцать концертов (восемь – в Германии, тринадцать – в Англии, пять – в Голландии и по одному в Будапеште, Париже, Цюрихе и Вене); из этих тридцати в пяти концертах он играл под управлением Бруно Вальтера, А. Коутса и В. Менгельберга свои Второй и Четвертый концерты, внеся значительное количество поправок в Четвертый концерт, особенно в последнюю его часть. Во вторую половину сезона, с 21 января по 5 апреля 1930 года, Сергей Васильевич дает двадцать четыре recitals в Америке.
Проводя лето 1930 года опять в полюбившемся ему Клерфонтене, Сергей Васильевич с наслаждением уединился от шума и суеты, всюду сопровождавших его во время сезона и в Америке, и в Европе. Только тут, в сельской тишине, мог он отдохнуть от своей славы, которая гремела повсюду, от мало интересующих его посетителей, зря отнимающих у него время, от фотографов, осаждающих его, где бы он ни появлялся, от вечных преследований журналистов и журналисток, просящих его об интервью. Впрочем, и тут, как и в Америке, за ним следовали письма с просьбой ответить в нескольких словах, что он думает о том или другом предмете или событии, политическом или общественном. Только изредка вопросы эти касались непосредственно его профессии, интересующей его и близкой ему музыки, – тогда он отвечал. Так, например, он дал исчерпывающий ответ на письмо с вопросом о современной музыке, обращенное к нему издателем Musical Courier (письмо это напечатано после смерти Сергея Васильевича в номере, вышедшем 5 апреля 1943 года).
Живя столько лет в Америке, Сергей Васильевич знал, что ему неизбежно дважды в год, по приезде в Америку и при отъезде в Европу, приходится сниматься на пароходе. Этому он как-то подчинился, понимая, что от армии вооруженных камерами людей не избавиться никакими средствами. (Эти настойчивые и предприимчивые люди не останавливались ни перед чем.) Он старался только избегать лишних снимков в течение сезона, так как эта процедура ему сильно надоедала.
Для иллюстрации действий назойливых фотографов стоит рассказать об инциденте, происшедшем с ним в тридцатых годах в Миннеаполисе. Наталия Александровна и Сергей Васильевич во избежание интервьюеров и фотографов, которые часто часами караулили их выход из гостиниц или вагона, обычно ели у себя в номере. Прибыв как-то рано утром в Миннеаполис и благополучно избежав фотографов при выходе из вагона, они решили, приехав в отель, что в такой ранний час все фотографы спят и что никто к ним приставать не будет, а потому прошли, вопреки обычаю, прямо в столовую, чтобы выпить кофе. Но не тут-то было. Через несколько минут неизвестно откуда взявшийся фотограф уже наводил на них аппарат. Уставший от тряски в вагоне, Сергей Васильевич рассердился на то, что ему не дают даже спокойно поесть, просил фотографа оставить его в покое, говоря, что он не давал никому разрешения на то, чтобы его снимали. Протест этот не произвел никакого эффекта, и возмущенному поведением фотографа Сергею Васильевичу оставалось только закрыть лицо обеими руками. В тот же день в местной газете появился снимок: обеденный стол, приборы, Наталия Александровна и Сергей Васильевич; лицо последнего было действительно совершенно закрыто его большими прекрасными руками, но внизу стояла надпись: «руки, которые стоят миллионы». Publicity, по выражению американцев, для Сергея Васильевича было великолепное; редактор газеты, местный менеджер были очень довольны; фотограф, вероятно, получил двойную плату. Сам Сергей Васильевич потом смеялся над этим инцидентом и не мог не признаться, что фотограф умно вышел из трудного положения.
Его, вероятно, много раз снимали без разрешения и без его ведома во время игры. Делали это и оркестровые музыканты, и лица из публики. Но однажды в Майами снимавший его неосторожно встал против него за кулисами, и вспышки магния привлекли внимание игравшего артиста. Он не мог перенести такого неуважения к искусству, кроме того, ему это мешало играть. Кончив номер, он ушел с эстрады, заявив менеджеру, что не выйдет в зал, пока не удалят этого нахала. Его удалили, но Наталия Александровна, с волнением следившая из зала за всем этим инцидентом, уверяла потом, что вспышки магния продолжались из другого угла. Такое нежелание Сергея Васильевича позировать и его нелюбовь к гласности всегда удивляли американцев, которые очень любят и ценят рекламу.