Серийные преступления
Шрифт:
Решил учиться дальше. В девятый класс поступил в Смеле, в тот самый интернат, из которого был выдворен. И снова повздорил с руководством. Пришлось забирать документы и идти в ПТУ.
В ПТУ — тоже известно какая жизнь. Общежитием, питанием, формой был обеспечен. Но это и все. Многие его сверстники носили импортные джинсы и куртки, имели кассетники и даже мотоциклы.
И обида поднималась в его душе, не обремененной воспитываемыми с ранних лет моральными правилами. Ему тоже хотелось иметь все эти прекрасные вещи, не ждать, когда сможет заработать на них деньги — иметь сейчас.
Увидел
На следующий день он уже давал показания милиции. Его пожалели, уголовное дело не завели, передали материалы в комиссию по делам несовершеннолетних.
Тоска по красивой жизни не переставала грызть душу. Вскоре он притащил в общежитие переносной телевизор, который украл из багажника стоявшей в гараже машины. В тот же день похвастался знакомым: вот, мол, приезжал богатый родственник, подарил. Но воспитателя провести не удалось.
Суд приговорил его к 2 годам лишения свободы. Пока условно, но с обязательным привлечением к труду в специально определенных местах — на бытовом жаргоне — «химии». А там… Что такое «химия» — опять же ни для кого не секрет. Никак не место, где люди перевоспитываются. И попал он еще неудачно. Непрекращающееся пьянство, матерщина, драки. Может, и втянулся бы в эту жизнь, но не нашел для себя компании по душе, попал в коллектив, в котором все были старше его. Не выдержал, сбежал. Оставшиеся до конца срока год и 49 дней отбывал не условно.
На свободу вышел 21 августа 1981 года. Что делать дальше? У сестры своя семья, она и сама не устроена, снимает где-то угол. Ни жилья, ни одежды приличной. В кармане тридцатка. Он купил водки. Ночевал на вокзалах. На пятый день решил ограбить машину — было это в Кременчуге. Разбил вечером в «Москвиче» боковое стекло, открыл дверцу. Во внутреннем шкафчике нашел очки, авторучку, фонарик — всего на 16 рублей.
Недалеко стояла вторая машина, боковое стекло было слегка приоткрыто. Опустил его ниже. Здесь и вовсе нечем было поживиться. Сел за руль. Водить машину он не умел, стал наугад крутить свечу зажигания. Мотор заработал, машина тронулась. Отъехал метров 25, остановился. И попал в руки милиционеров. Теперь за воровство и угон машины был приговорен к 3 годам лишения свободы.
Освободился 27 августа 1984 года, отбыв полный срок наказания. Так же, как и раньше, без своего угла, в лагерной робе, так же с 30 рублями в кармане. И ночевал первую ночь на вокзале. Только теперь он уже был старше, опытней и злее. Теперь решил фонарики и авторучки не воровать. Если уж брать, то брать что-либо посерьезней.
Приехал в Пуще-Водицу, где когда-то учился. Через балкон забрался в номер санатория «Труд», в чемодане под кроватью нашел 200 рублей. В соседнем номере взял 93 рубля, часы с браслетом и джинсы. Получилось все удивительно просто. «Так и надо жить, — решил он, — только надо знать, какой номер брать».
Купил вина, водки. Новым знакомым, у которых ночевал, сказал, что нашел сто рублей на трамвайной остановке. Пьяным был задержан милицией. И не нужно было милиционерам быть Пинкертонами, чтобы догадаться, кто совершил кражу в санатории.
На
Как прошли эти годы? Процитируем характеристику, подписанную начальником исправительно-трудовой колонии:
«По характеру хитрый, лживый, наглый, склонен к употреблению наркотиков, к тунеядству, бродяжничеству, воровству, игре на материальный интерес, участию в группировках отрицательной направленности. На будущее планов не имеет, намерен продолжать бродячий образ жизни, заниматься воровством».
Из текста видно, что это скорее не характеристика человека, а характеристика его взаимоотношений с начальством колонии.
Из этой же характеристики явствует, что за время пребывания в колонии он имел 69 взысканий. Подобное кажется невероятным. Обычно осужденных, у которых зарегистрировано нарушений вдвое меньше, переводят на тюремный режим.
На свободу он вышел 5 октября 1989 года. Все как раньше, только в кармане всего 20 рублей. В Сумы, куда его определили под надзор милиции, не поехал. Кто там ждет?
Теперь он знал, что делать. Прежде всего надо было прилично одеться, обзавестись карманными деньгами.
Приехал в Киев.
Через окно забрался в университетское общежитие.
Все, что ему было нужно, нашлось в студенческой комнате.
18 октября его поздно вечером задержали пьяным в общежитии школы-интерната, где он когда-то учился. Потянуло вдруг в родные пенаты, хоть вообще-то общительностью он не отличался. На воле почти не жил, в колонии приятелей тоже не завел. Освободившись, воровать ходил один. Но вот, тошно стало одному.
Одет на этот раз он был вполне современно, в руках транзисторный приемник, в кармане — около тысячи рублей. Объяснил, что деньги — это возвращенный долг, приемник купил за сотню у незнакомого парня.
Все это было краденым. Но еще не имела милиция ориентировки.
Как бродягу, не приехавшего после освобождения к назначенному месту жительства, его поместили в приемник-распределитель. В приемнике держат месяц. Потом обязательно куда-то определяют. А куда было определить его? Опять в колонию? Так вроде еще преступления не совершил. В Сумы, к месту надзора? Так оказалось, что документы у него не в порядке. В справке, выданной в колонии, клерк, сделав несложный перевод с французского на русский, записал его не Жановичем, а Ивановичем. И получилось, что по единственному имевшемуся на руках документу он это не он, а другой человек. И порекомендовали ему ехать назад в колонию переписать справку. Так он и поехал! Не совсем же свихнулся, чтобы какую-то справку переписывать.
Выйдя из распределителя, он, что называется, выдал гастроль. О ней рассказано в начале очерка.
14 марта в Енакиево вместе со знакомыми он ввязался в пьяную драку, достал нож и несколько раз что было силы ударил своего противника. В тот же вечер сел в поезд, вернулся в Киев.
«Теперь крышка, — мрачно думал он, протрезвев. — Наверное, я его убил».
В Енакиево по факту нанесения ножевых ранений было возбуждено уголовное дело. Экспертиза квалифицировала их как легкие телесные повреждения. Во время драки он был пьян и его удары почти не имели силы.