Серийные убийцы. Кровавые хроники российских маньяков
Шрифт:
А чего стоит такое откровение: «Я встал на сторону животных и с людьми делал только то, что они делают с животными».
Что касается обстоятельств рассказа Джумагалиева о первом убийстве, то от них веет каким-то загробным мистицизмом.
Вот запись, сделанная Евгением Самовичевым со слов маньяка:
«Было темно. Я поджидал на улице. За десять минут до этого начали выть собаки. Наверное, почувствовали что-то. Я ее догонял, в руке – нож. Она обернулась, я ударил в область сердца. Оттащил в сторону метров на десять – пятнадцать. Неожиданный шум. Лег с ней. Потом оттащил дальше, расчленил и в разных местах спрятал. На костре я ее не жег. Закопал и пошел домой, был удовлетворен. Испытал духовное наслаждение, как будто долго
По признанию Джумагалиева, к тому моменту он уже хорошо подготовился к убийству. Ему даже грезились части женских тел, парящие в воздухе: «…Медленно так плывут руки, ноги, торсы». Маньяк, вероятно, выбирал следующую жертву (исчезновение первой женщины с ним никто не связывал), но очередному жертвоприношению помешали непредвиденные обстоятельства.
В 1979 году Джумагалиев из-за неосторожного обращения с оружием смертельно ранил сослуживца по пожарной охране. Суд приговорил его по статье 93 Казахской ССР (убийство по неосторожности) к четырем годам и шести месяцам лишения свободы. В институте Сербского в Москве врачи поставили диагноз: невменяемость.
Так как убийство сослуживца было признано случайным, в том же году Джумагалиев вышел на свободу. И сразу же, не откладывая, продолжил начатое дело.
Позже ему вменили семь убийств, три из которых были «отягощены элементами каннибализма». Одну из женщин он разрезал на куски и засолил в бочке. С другой вступил в половой контакт и убивать как будто не хотел: «Был пьян, лег рядом и уснул». Но, проснувшись ночью, опомнился: «Что это я неверных жалею?»
Снимок убийцы-каннибала сделан в период его лечения в спецбольнице. Справа – полковник МВД Евгений Самовичев, который изучал поведение серийных убийц
В книге «Черный туман» Джумагалиев прочел, что, если человеку перерезать горло и пристально наблюдать за ним, то можно увидеть, как душа покидает тело. Смотрел-смотрел, но душу так и не заметил.
Задержали Николая Джумагалиева, что символично, с куском человеческого мяса в руке. Обстоятельства были таковы: выпивал с приятелями и «распущенными женщинами». С одной из них зашел в соседнюю комнату. Далее цитирую речь самого Джумагалиева по записям Евгения Самовичева:
«Совершил с ней половой акт и решил сделать эксперимент: еще раз посмотреть, вылетает душа или нет. В книге прочел: если крови выпьешь, то будет пророчество, а самое вкусное – человеческое мясо. Она спала, я ее ударил. Тазик был для стока крови. Тогда же сделал несколько глотков крови (раньше иногда пил баранью кровь). Потом отрезал от шеи кусочек мяса… Начал ее разделывать: отчленил голову, руки, дальше не успел. Я был голый. Друзья увидели, бросились по домам в шоковом состоянии, заявили в милицию».
Его снова отправили в Москву на экспертизу. Сидел он в Бутырке, а в институт Сербского его привозили только раз и ненадолго: «Меня там помнили и отнеслись сочувственно. Только одна врачиха все заглядывала в глаза и спрашивала: „А меня ты съел бы?“»
Дальнейшая жизнь Джумагалиева похожа на неровную чересполосицу: спецприемник, больница, освобождение, уход в горы, снова задержание… Ситуация действительно странная. То, что Джумагалиев смертельно опасен и непредсказуем, очевидно. Но формально предъявить ему какое-либо обвинение невозможно. Убийства он совершал, по мнению врачей, не контролируя собственные поступки, лечился в общей сложности около четырнадцати лет (ударные дозы медпрепаратов, инъекции, процедуры) и, по свидетельству тех же медиков, практически выздоровел. Последний раз его собирались направить под наблюдение врачей ташкентской психиатрической клиники.
На одном из допросов, вспоминая поселок, где он совершил семь убийств, Джумагалиев говорил: «Расположен километрах в восьми – десяти от моего дома. Там было очень много распущенных женщин.
Объект – женщина в красном
«Я хотел убивать за один вечер по двадцать человек. Не важно кого, лишь бы находили трупы, шла молва…» Эти слова, взятые из показаний Андрея Евсеева, бравадой не покажутся, если хорошо изучить материалы дела хотьковского маньяка.
О появлении в 1974 году опасного преступника, нападающего по вечерам на одиноких женщин в Москве и области, знали лишь профессионалы – сотрудники милиции, КГБ и прокуратуры. В том, что действовал один и тот же человек, сомнений не возникало. Почерк преступника оставался неизменным. Он выслеживал хорошо одетую женщину, шел за ней до подъезда и жестоко убивал, предварительно отобрав все ценное.
Вскоре версия подтвердилась показаниями немногочисленных свидетелей и чудом уцелевших жертв. Преступления обрастали «кровавыми» деталями (их, впрочем, и на самом деле хватало), говорили о появлении маньяка, набрасывавшегося на женщин в красном. Некоторые из убитых по случайному совпадению действительно носили ярко-красную одежду… После поимки преступника выяснилось, что цветовая гамма на его выбор не влияла.
Первой жертвой стала шестнадцатилетняя школьница, отправившаяся навестить бабушку. В сумке несчастной девочки, скончавшейся на месте от глубоких ранений в сердце и легкие, находились всего лишь ученическая тетрадь, пудреница, автобусные талончики и 35 копеек…
Из показаний Евсеева:
«В Загорск я поехал специально для грабежа. И рассчитывал действовать с убийством. Со станции примерно в 19:00 прошелся по вокзальной площади, пересек переезд и углубился в поселок. Выслеживал около полутора часов. Моросил мелкий дождь, холодно было. Когда это произошло, уже наступили сумерки. Вокруг всех домов росла зелень, кусты. Я увидел девушку на перекрестке. Она поворачивала на ту дорогу. Симпатичная такая девушка, миловидная. Хорошо ее внешность запомнил… Шел следом шагов двести до частного дома с правой стороны. Остановил ее рывком за рукав и потянулся за сумкой. Она сразу отступила шага на три.
Я сделал ножевой удар в грудь. Девушка сказала: „Ты дурак, что ли?“ Она попятилась, повернулась к дому лицом и побежала через калитку. Я сделал два удара в правую сторону спины и увидел, что через несколько шагов у нее подкосились ноги. Она попыталась крикнуть: „Помогите!“ Но это уже получилось шепотом.
Крыльцо, к которому она приблизилась, было сбоку дома. Она попробовала постучать в угол дома, но подняла руку только наполовину. Дальше я уже не видел, убежал. Я был растерян в этот момент, бросился прочь сразу после ударов и не взял сумку…»
На другой день после первого преступления Евсеев придумывает, как отвлечь милицию от убийства девушки в Загорске. На Белорусском вокзале садится в электричку и едет до Одинцово. Около часа бродит на пристанционной площади. Народу немного: близится полночь. Наконец он замечает мужчину с сумкой, который сворачивает на асфальтированную тропинку от станции. С одной стороны стоят сосны, с другой – дома. Вокруг ни души и темнота.
Из показаний Евсеева:
«Ему было пятьдесят шесть лет, среднего роста, в черном костюме. Я потребовал отдать все, попытался залезть к нему в карман. В ответ он заорал на меня: „Проходи своей дорогой!“ Тогда я ударил его ножом в левую сторону груди. Он сразу стал кричать: „На, бери, все отдам!“ В этот момент его как-то качнуло. Я ударил еще раз, и он упал. Кровь полилась изо рта и носа. Упал он в канаву. Обыскал его, взял двенадцать рублей и часы „Восток“, забрал сетку с продуктами. В ней были персики, три-четыре килограмма, две курицы… Еще у него партийный билет лежал во внутреннем кармане пиджака. Его я потом уже дома выбросил. Удары ножом наносил в грудь. Лезвие держал специально не перпендикулярно расположению ребер, а параллельно, чтобы оно вошло глубже и достало до сердца».