Серое братство
Шрифт:
— Госпожа, шли бы вы в келью, — забеспокоился Шим, взявшийся, видимо опекать Лацию со всей прилежностью. — Я приказал своим ребятам разжечь огонь. Будет немного дымно, но все не так холодно.
— Подождем, пока нет опасности, — Лация старалась не выдать голосом тревогу.
— Степняки!
С дальних холмов густой массой сползала конница. Казалось, все кочевники объединились для охоты на горстку испуганных животных, загнанных в ловушку. Воины сурово молчали. И так было ясно: их не выпустят из рощи живыми. Пак побледнел и сжал рукоять ножа. Он не хотел думать, что придется своей рукой отправить
Узкая полоса долины, еще не занятая степными тварями, тут же заполнилась галдящей живой толпой. Степняки тоже не стали проникать в рощу, а расположились у валунов. Загорелись костры, потянуло едким дымом. Грозно и с надрывом застучали маленькие круглые барабаны, обшитые кожей, содранной с врагов. Они постепенно ускоряли ритм, превращаясь в непрерывный рокот.
— Может, их сожрут эти уроды? — с надеждой посмотрел на Пака Шим. — Я бы хотел этого. Смотри, они как будто и не видят друг друга!
Пак медленно покачал головой. Он знал совершенно точно, что спасения не будет. Надо было идти дальше, пусть этот путь и был бы усеян телами павших. Но тогда оставался бы шанс хоть кому-нибудь прорваться в Пафлагонию. А в роще лягут все. Слишком много врагов, жаждущих крови тех, кто нарушил табу, спокойствие Степи. Пак догадывался, почему кочевники так упорно преследуют отряд. Причина одна: королева Ваграма. Ее смерть — великая возможность обрушиться на Союз Трех, оставшийся без командующего, стереть цветущие города в мелкую пыль, расширить свои владения, огрузнеть сокровищами и приобрести рабов. Надолго, если не навсегда. Если бы можно было воздержаться от похода! Только кто перечит королям?
— Что бы ни случилось с нами всеми — королева не должна попасть в руки этих грязных ублюдков, — прошептал Пак Шиму.
Шим лишь сжал зубы.
Резкий заунывный звук, поднявшийся из густой листвы дубовой рощи, заставил Лацию рывком сесть на каменном ложе, где она прикорнула, прикрытая плащами солдат. В этом звуке таилась неведомая людям боль, страх и ненависть одновременно. Нечеловеческое, неземное прорывалось сквозь толстые стены башни, вибрировало в ушах. Лация почувствовала нарастающий внутри нее дикий ужас. Он парализовал волю, сковал руки и ноги невидимыми узами.
— Пак! — жалобно крикнула девушка, больше всего боясь остаться одной внутри башни. Ей казалось, что весь мир каким-то образом опустел, и она одна лицом к лицу встретится с опасностью.
Верный телохранитель вынырнул из темноты кельи, и его дыхание успокоило Лацию. Он прошептал:
— Молчи, госпожа, ради святого Танара. Ни звука!
Так они и сидели рядом: она заткнула уши, второй раскачивался из стороны в сторону и что-то бормотал едва-едва до тех пор, пока вой не откатился от стен куда-то за границу каменного кольца. Снаружи он пошел колобродить по стоянкам степняков и лежбищам скуртов и хессов. Крики ужаса, рев, визги — все смешалось в какой-то невозможный для слуха шум.
— Что это было? — наконец осмелилась шепотом спросить Лация, когда вопли и стоны врагов смолкли в предутреннем часе.
— Зло Сангара так же неистребимо, как и зло людское, — Пак встал и потянул за собой королеву, засеменившую из-за боли в ногах.
— Так
— А никто и не знает, — бросил Пак через плечо. — А кто знает — уже гниет в земле.
На верхней площадке царило оживление. Страшные звуки, конечно, посеяли панику и ужас в рядах союзников, но никто из солдат не пострадал. А вот в рядах преследователей произошло самое настоящее побоище. В первых лучах солнца стало хорошо заметно, что у потухших костров валяются трупы степняков, а в округе — еще и с десяток хессов. И куда бы не обращался взгляд — простиралась равнина без единого живого существа.
— Я уже попрощался с жизнью, — передернул плечами, словно от отвращения, один воин с расширенными от пережитого страха глазами. — Меня так и тянуло прыгнуть с башни вниз головой.
— Я ничего не видел, — признался Шим на вопрос королевы. — Это была какая-то черная масса с множеством отростков. Она передвигалась вдоль башни, но наверх не поднялась. Я слышал от стариков о сангарском призраке, что при встрече с ним нельзя подавать голос. Если бы вы, энни, поддались его зову — мы бы уже не разговаривали сегодня.
— А степняки? — не унималась Лация, силясь понять природу произошедшего. — Разве они не знали об этом призраке? Не поверю, что они беспечны до такой степени.
— Они слишком долго шумели и били в барабаны, — Шим внезапно нахмурился и кинул взгляд на дубовую рощу. — Призрак услышал и вышел на охоту.
— Мы сможем выйти отсюда?
— Не думаю, что это будет разумно. — Шим покачал головой. — Днем мы в безопасности. Но враги не отпустят нас просто так. Сейчас они убежали в страхе, но я уверен, что нам не следует выходить из башни.
— Мы долго не выдержим, — покачала головой Лация. — Нужно придумать что-нибудь оригинальное.
— Можно выйти к морю, — почему-то смутился Шим. — Справа от нас Крабов залив, там часто промышляют пираты. Они ведут торговлю с мелкими племенами. Можно договориться с пиратами, и они быстро доставят нас в Пафлагонию.
Королева внимательно посмотрела на него.
— Сдается мне — ты не такой простак. Знаешь больше, чем положено простому смертному.
— Мой дед был моряком, и частенько рассказывал мне о своих путешествиях, — усмехнулся Шим. — Вот и пригодились знания. Госпожа, до залива будет дойти проще, — неожиданно сменил он тему, — чем до Ворот. На побережье хессы не сунутся, а от степняков можно спрятаться в прибрежных скалах.
Шим даже воспрянул духом. Он и в самом деле уверил себя в реальности спасения, уверил в то, что сможет вывести отряд к морю и спасти королеву Ваграма. Для его дальнейшего продвижения по службе это был бы несомненный успех. И Лация прекрасно его понимала, однако существовала опасность впасть в заблуждение относительно легкости предприятия. Баланги, Ханвар с магами будут идти по следу до самого конца, если только их всех не перебить. Иначе в покое не оставят. Так снова жертвы? И ради чего? Полторы тысячи воинов не вернутся домой. Лация решительно отбросила все переживания о бессмысленности похода. Во всем есть смысл, — поправила она себя, — даже в таком трагическом исходе. Горевать и просить прощения она будет потом, когда увидит стены родного Одема, свой дворец и мать.