Серп демонов и молот ведьм
Шрифт:
– Да, помню. Был здоровый скандал. Тогда ведь святые отцы тихо пасли паству, думая больше о горнем.
– То-то и паства. Поперла козлищу. Тебе карты в руки. Теперь по новой статье дикий звон на весь католико-гугенотский мир. Обзывают с осторожностью сурьезные ученые «биологической бомбой кремля», «вторым Доном Брауном», третьим Бруно или Брутом и невесть еще как. И первым охмурялой. Хопс из Лондона с каталки, мигая глазом, накатал телегу, что-де у Триклятова возможна ошибка при рождении и что если Триклятов впадет в кому, тогда они поспорят на равных. И вообще, дескать, этот русский «Малоносов», так и выразился всемирный урод, сует нос не в свои, а в божественные пространства, куда англосаксы давно забили свой толстый
– Так я что?
– Лешка, рой, – прошептал приятель в экстазе. – Плачу по полной, нас весь мир перепечатает, брошу к черту с курсами мараться, уйду от старой жены в негу. Ищи лунатика, тот никому не дается, рой интервью, лучше серию, сериал. Последние бредни я тебе скинул. Я бы сам, да, знаешь, форекс, подагра, плоскостопие и жена, говорит – не старая. Кому верить? Друзьям, и тем только за деньги.
– Пока, – медленно повторил Сидоров.
А теперь крупный серый кусок протухшего торта в виде здания «Физики Общей земли», где мог обретаться новый Кальвин Лютерович Триклятов, валялся, можно сказать, у ног теряющего рабочую опору газетчика. Сидоров еще поглядел на жужжащих малышей, чирикающий беспечно трамвай, на звенящих пивом выпивох у палатки, на весь теплый, укутавший его уютом почти летний мирок и, вздохнув и поправив для храбрости университетский поплавок, вытянул листочки со статьей из внутреннего кармана. Вчера весь вечер просидел над каракулями «кулибина» и, ясно, ни бельмеса не понял. В редакционной вводной было сказано с европейской аккуратностью:
«Новая работа уважаемого доктора Триклятова поставила редакцию в затруднение. Первоначально, по ряду внешних причин отказав автору в публикации, продолжающей экстраординарные исследования известной ранее статьи ученого, позднее мы вынуждены были, попав под убийственный обвал аргументации автора, все же предложить научной общественности публикуемую ниже работу. И тем не менее, ждем в волнении от автора новых результатов, опровергающих прежние. Редакция».
Но поразил Алексея Павловича не сам текст, недоступный и небожителям науки, а с трудом разобранные им в конце некоторые выводы. На бумаге отчетливо был намаран меморандум:
«Итак, суммируем напрашивающееся, существенно ниспровергающее предложенную нами много лет назад в аналогичной статье интерпретацию… там мы вынужденно признали несомненное участие высшего, а проще – божественного разума при формировании правил поведения вещества. Уточненные же в данной работе подходы приводят нас, как и любого непредвзятого наблюдателя и проверяющего выкладки нейтрального исследователя, к выводам, возмущающим нас самих. Теперь автор, опустив в бессилии руки, готов признать дьявольский умысел в структурировании природных явлений. Скорее, здесь видится своеволие вещества – корпускул, молекул, человеков или галактик, или иначе выделяемого фантома – в строительстве собственной независимой судьбы. Впрочем, открыт и для автора вопрос – а чему же иногда равна эта своевольная “тильда”? С неописуемым нетерпением ждем опровержения результатов работы специалистами».
Пытаясь припомнить самое непечатное слово, Сидоров сложил листочки, сунул их во внутренний карман пиджака и прошествовал, глядя на часы, по римско-сталинской лестнице от подножия научного «Парфенона» к тяжелым резным, еще сохранившим бронзовые массивные ручки дверям ученого храма, отмеченного сияющей в отраженных солнечных бликах бронзовой табличкой «Институт физики Общей земли». Здесь уже фланировал, поджидая обозревателя и одергивая в надлежащий вид курточку, только появившийся, как ниоткуда, высунувшийся из триклятовской неизвестности, сияющий улыбкой человек Хрусталий Марленович, бывший преобразователь болтов.
В предбаннике вестибюля,
– Пропуск сразу на двоих не выпишут, – уныло констатировал он. – Тогда ждите здесь; я, если удастся, вас вызволю внутрь. Ждите. Ну-ка, попытка не пытка, – сманеврировал, убирая газетное удостоверение. Подвернулся к месту вот какой план.
В дверях он заметил группку изрыгавших перегар и удобренный физическими величинами перемат мужичков – «чтоб тебе… рычаг в дышло… успись с этой металлиной… спать им в Общей с… землице… возьмем у физунов по полной…» – протаскивавших во входные двери, а потом и сбоку в приоткрытый, мимо турникетных баррикад, проход высоченный шкаф, изукрашенный с фасада многими цветными лампочками, проводками, рисуночками и поверху отмеченный аккуратной подписью «Научно действующий макет физической деятельности организации».
– Тащи ты тише, за физику не замай, а то грохнет! – заорал журналист, из всех сил оттягивая для шкафины убойные дубовые двери. – Майна, помалу, ну-ка стой! Сантиметр влево-вправо.
Так они и скантовали мимо застывших в оцепенении теток-охранниц деревянно-железное чудище неизвестных народных умельцев в просторный прохладный холл. Попутно газетчик сзади через отошедшую панель заглянул внутрь монстра и увидел там полную пустоту, немного деревянной стружки и упаковочной шелухи и пару скрученных наспех батареек с вьющейся кислой змейкой проводков.
– Куда курью избу дожить? – спросил газетчика работяга, по голосу бригадир. – Твой, что ль, научный сортир?
– Здесь пока, – скомандовал журналист. – У стены. Лаболаторию освободим, тогда в место. Дальше, дальше, объявление позакрыл.
– Так, хозяин, – сообщил бригадир, водя красным распаренным от монстра носом. – Тити-мити, спиртику наливай. И наряд подписывай. А то люди совсем замерзли, застудятся.
– Ага, щас тебе магнитов полкила отгружу. Иди в канцелярию, – автоматически буркнул Сидоров, читая объявление. И махнул рукой. – Там, и печать два раза. В канцелярии всем наливают.
Газетчик оглянулся на слабо улыбающегося и поднимающего в приветствии лапки Ашипкина, оставленного по другую сторону баррикады. Огромными буквами на обширном плакате какой-то каллиграф вывел:
«К 55-летию заслуженного раб. Чл-корр. гражд. Триклятова объявлено заседание-конференция “АТЫ ВНЕС СВОЙ ВКЛАД?” с повесткой:
1. Освещение годового научного отчета института уполномоченным архимандритом отцом Гавриллом.
2. Присутствуют и направляют сочувствующие и другие ответлица депут. Иванов-Петров, зам. пожарной охраны района, военком и др. иностр. ученые специалисты.
3. “Долой заруб. Гранты в одни руки чл. кора летуна”.
“За здоровый отпор высоколобых снобизма и популизма атеистов от дьяволов”.
“Отчет-покаяние учеников так назыв. научно-извращенного перспективного направления”.
“Общей земле – Общее финансирование”.
4. Разное (показательное выступление пожарных, школьники-победители, буфет).
5. Вручение пропуска, цветов и букета при-будущему, – если! – юбилянту.
6. Через трении – к звездам!
Ничего не поняв и даже не разобрав некоторых букв, Сидоров вновь уставился на объявление, в то время как оставшийся не у дел космоинженер-переводчик что-то пытался довести до газетчика речевым сигналом. В конце концов торжественно намалеванное на огромном финском картоне воззвание сложилось в полуосмысленный текст, и Алексей Павлович отправился за информацией в секретариат.
В освещенных то сверху, то откуда-то сбоку наглотавшимися пыли лампами коридорах встретились пару раз искателю вылезшие, как из преисподней, седоватые тролли с печатью обреченных к клонированию бастардов на лицах, вопрошавшие не вполне ясное: