Серпентарий
Шрифт:
– Для чего тебе выяснять это?
– Потому что Кея была под защитой клана. Кто-то убил ее. Клан должен разобраться.
– Ты ведь сам сказал, что она предатель…
– А кто об этом знает? Наша семья, а еще Мулга, потому что он правая рука, Крайт, его помощник, и Мамба, первая женщина в клане в отсутствие Кобры. Остальным еще ничего не сообщали.
– Я знаю, что похороны моей сестры устраивали Полозы. Почему?
– У них намечается… кое-что, и они думают, что так заручатся поддержкой Аспида.
– Выборы главы кантона?
– Ты знаешь?
–
– Ну этого достаточно для понимания. Они надеются, что будут представлять всех Иных. В том числе и наш клан. Почти год, как пытаются склонить нас на свою сторону…
– И что Аспид?
– Пока не решил. Тянет время. Но у меня тоже назрел вопрос, Цыпленок.
– Какой?
– Ты отдашь мне байк Кеи? Его все равно охраняют мои люди, чтобы никто не пытался с ним ничего сделать.
– Я отдам его, но хочу знать, если ты что-то найдешь!
– Идет.
Нура порылась в рюкзаке, выуживая свой нусфон:
– Вот, считай мой идентификатор. Свяжешься, если найдешь что-то важное.
Кьяр не стал спорить и даже любезно оставил и свой идентификатор.
– Если понадобится вытащить из заварушки, – ухмыльнулся он, – свяжись, Цыпленок.
– Как мило.
Тайпан пожал плечами и повернулся к окну. Небо на востоке посветлело. Совсем скоро покажется Инти, если, конечно, ее не скроют тучи, идущие с севера…
Кьяр молча поднялся и, попрощавшись с Дэшем, вышел. Нура сделала все то же самое. Натянув шлем, она залезла на байк, который тут же зарычал, словно зверь, и рванул с места, неся их по еще спящему городу.
Тайпан остановил мотоцикл у двора, не став заезжать в узкие улочки. Нура же слезла, стянула шлем и передала его Кьяру. Она взялась было за куртку, но он осадил:
– Оставь. Потом вернешь. Байк заберем утром, тебе ничего делать не нужно. Иди.
Нура только кивнула, зевая. Спать хотелось ужасно. Она заметила, что Тайпан уехал лишь тогда, когда она зашла в подъезд. До того он все так же стоял на углу, наблюдая, как она приближается к дому. Милая забота. И неожиданная.
Наверху ее встретил уже другой охранник, лениво переворачивающий страницы какой-то книги. Нура негромко поздоровалась, получив в ответ невнятное угуканье, и зашла в квартиру. Тут было тихо. Никто не мог попасть сюда, но она все равно все оглядела, сжимая сковородку в руках, пока наконец не повалилась устало на кровать, так и не раздевшись. Рядом, глухо ударившись об пол, упала сковородка, но Нуре было все равно. Сон резко обрушился на нее, даря измотанному организму необходимый отдых.
Забавно, насколько приятным вышел обычный разговор с его Пташкой лично, хоть и под чужим лицом… Только следить из тени за ней было уже недостаточно. Уроборос стал зависим от того, чтобы смотреть на нее и дышать ею, но ему хотелось больше. Особенно после того, как он понял, что никто, кроме Нуры, ему не нужен…
Раньше были девушки с приятными запахами, но ни одна из них не будоражила инстинкты далеких предков. Все связи служили
Одиночество терзало Уробороса. Он слишком давно никому не открывался. Вечно приходилось играть кого-то другого. Он мог быть собой только в те редкие моменты, когда снимал маски. Но и тогда освобождение не приносило желаемого покоя. Оставаясь наедине с настоящим лицом, Уроборос мучился в ненависти либо к другим, либо к самому себе. Сколько бы он ни стоял на коленях, прося прощения, сколько бы ни молился Матери матерей, его отчаяние и злость не угасали.
Уроборос был отравлен гневом и одиночеством. Он не признавался даже самому себе, как сильно нуждался в ком-то, кто просто был бы рядом. Может, потому он и вцепился в Нуру, как в свой последний шанс перед тем, как все наконец закончится. Перед тем как ставки сыграют, а его, возможно, раскроют и уничтожат… Ну а пока… Мир мог бы чем-то утешить, мог бы дать перед гибелью то, чего Уроборос хочет… А он хочет Нуру…
Он хочет себе Пташку.
К тому же это не совсем эгоистичное желание, не так ли? Ведь Нура может приблизить его к искомому… Проклятая Кея оставляла подсказки, рассчитывая, что их найдет именно ее сестра. Она не успела бы спрятать все до своей гибели… А значит, Пташка может пройти по хлебным крошкам, нужно лишь немного помочь и оберегать ее от остальных. Так, возможно, она сама приведет к нужной информации.
Звучало логично, и будто бы все, даже провидение, выступало за их связь. Чего Уроборос не ожидал, так это того, что отчаявшееся сердце так долго и так сильно жаждало любви, что не оставит ему времени на размышления. Он не привязывался к Нуре постепенно, он замкнулся на ней почти мгновенно…
Он понял это в момент, когда все так же играл свою роль, в которой был просто обязан отыметь очередную симпатичную девицу. Та сама на него лезла, а Уроборос не смог… Смеющаяся красотка села на его колени, а у него в горле образовался ком, и тошнота кислотой поднялась от желудка. Все естество противилось, желало оттолкнуть девушку, имени которой он даже не запомнил, потому что она ощущалась не так. Горький запах, разъедавший нос и оседавший нестерпимо мерзким привкусом на языке, вынуждал задерживать дыхание, а мысли неслись к другому запаху – сладкому и легкому.
Тогда Уроборос ушел под улюлюканье «друзей», перед которыми приходилось играть больше, чем перед кем-либо другим. Он сделал вид, что перебрал с алкоголем, пытаясь скрыть собственную растерянность. Красотка обиженно надула губки, оставшись с компанией, и, судя по тому, как кто-то уже наклонился к ней, нашептывая пошлости, одна она не уйдет. А еще это означало, что отвратный аромат ощущал только Уроборос… Почему?
Ну-ра.
Два слога щекотали язык, во рту расцветал нежный привкус.