Серые Рыцари
Шрифт:
Риггенсен снова выстрелил, три снаряда понеслись навстречу культисту. Тот низко пригнулся и рванулся к экспликатору: Риггенсен был крепким молодым мужчиной и, по сравнению с ветеранами Маллеус и старыми адептами, представлял наибольшую угрозу.
Культист преодолел расстояние в один миг, но в следующее мгновение упал, поскольку нож офицера-тактика все еще торчал в его ноге.
Культист рухнул прямо на чиновника, сидящего перед Риггенсеном. Экспликатор дернул спусковой крючок и выпустил всю обойму своего автопистолета ему в спину. Культисту уже некуда было отступать, и его черное тело задергалось
Возможно, Риггенсен убил и чиновника тоже. Эта мысль смутной темной вуалью на мгновение окутала его сознание. Но дознаватель не мог позволить сожалению и стыду остановить себя. Он покается позже. Сейчас надо постараться выжить.
Один из культистов бросил Валинову ружье с полным магазином зарядов. В зале развернулся веер сверкающих кровавых огней. К этому моменту все находившиеся в помещении прятались в укрытиях и стреляли либо пронзительно кричали. Никсос боролся с оседлавшим его культистом, но лезвия ножей раз за разом опускались на его механическое тело, угрожая разрезать даже сверхпрочные крепления.
Риггенсен выдернул энергетический нож из ноги культиста, оглядел зал и остановил свой взгляд на Валинове. Риггенсен был верным слугой Императора и не собирался бежать. Он не станет прятаться. Он не выказал страха в камере для дознаний, когда столкнулся с Валиновым, еще не зная, что тот собой представляет, и сейчас не собирался поддаваться испугу.
Валинов вел стрельбу по вбегающим солдатам. Они отвечали тем же, осыпая платформу градом пуль. Риггенсена Валинов не видел.
Время двигалось медленными мучительными толчками сердца. Риггенсен, в отличие от Валинова, не был тренированным убийцей, но он был силен и отважен. Ему нужен один отличный удар: Валинов крепок, его тело значительно усилено и защищено, но и оно не сможет устоять перед ударом энергетического ножа.
Внезапно Валинов развернулся и прикладом ружья ударил Риггенсена в грудь. Дознаватель упал, сильно ударившись головой о холодный металл платформы.
Валинов, стоя на коленях, нагнулся над распростертым Риггенсеном. Но Риггенсен еще не умер.
У него осталось одно последнее оружие. Такое, какого нет ни у кого другого. Риггенсену напомнила о нем гибель астропата Никсоса; дознаватель ощутил ответную реакцию мыслей астропата, ускользающих из реальности, угасающую искру его психики.
Однажды он уже сломил Валинова. Он сможет сделать это вновь.
Через пелену боли и шока Риггенсен обратился к тому участку мозга, который отвечал за оружие, сделавшее его экспликатором. Внутренний глаз открылся и заглянул в мысли Валинова, стараясь копьем восприятия дотянуться до души бывшего инквизитора. Риггенсен сможет вновь сломить его оборону, проникнуть в его разум, оглушить его, ослепить, наполнить голову непереносимым шумом и безумием.
Риггенсен сосредоточился и собрал все, что в нем было, чтобы расколоть алмазное средоточие души Валинова. Он обратился к своему полузабытому детству в трущобах Гидрапура. К еще более мучительным месяцам бесконечного тестирования и закаливания на подобравшем его Черном Корабле. Он вспомнил боль унижения, страх перед растущей в его голове силой, которая каждое мгновение могла стоить ему жизни.
Он вытащил все эти воспоминания и спрессовал в кристально
Но бить оказалось не во что. Там ничего не было.
Мысленное копье Риггенсена беспомощно качнулось в пустоте, поскольку у Валинова не было души.
Та бездна, где должна была находиться душа Валинова, была последним, что увидел Риггенсен. За этой пустотой он даже не заметил обхвативших его рук сервитора-палача, когда Валинов забросил его тело наверх.
Началось быстрое и деловитое расчленение экспликатора Риггенсена.
Когда Гаргатулот был молод — относительно молод, поскольку демоны не знают ни рождения, ни смерти, — он вел себя как любой смертный и лишь изредка заглядывал в варп, когда появлялась возможность овладеть знаниями могучей психической силы.
Он поступал так же, как поступали все демоны. Он упивался ощущением облекавшей его плоти. Он танцевал на своих новых ногах. Он рассказывал своим новым языком истории, которые недальновидные люди считали безумным бредом. Любой, кто его видел, понимал, что это не человек. Какое бы тело он ни носил — могущество, словно слезы, брызгало из его глаз голубыми искрами. Его речь была полна загадок, сводивших людей с ума.
Но Гаргатулоту везло: его первые вторжения в реальный мир пришлись на эпоху ничем не сдерживаемого разрушения и войн. Люди называли свое время Веком Раздора, и это был один из редких случаев в истории человечества, когда название эпохи полностью соответствовало ее содержанию.
Гаргатулот видел, как гибли цивилизации, оставляя после себя лишь груды почерневших костей. Он видел, как королями становились безумцы, как свирепые правители сжигали целые миры, используя их как топливо для своей личной власти. Человечество в этой бойне утратило навыки межзвездных путешествий и оставалось на своих планетах, словно черви в норах. Люди поглощали друг друга в бунтах и междоусобных войнах.
Тысячеликий Принц наблюдал, как люди вновь открыли для себя космос. Как человечество внезапно разделилось на миллионы истекающих кровью общин, брошенных в один кипящий котел. Гаргатулот, сменив несколько тел безумцев, стал героем. Ему поклонялись миллиарды людей. Он был принцем под пеленой тысячи лиц, и каждое из них было снято с головы предателя. Он был женщиной, которая каждое утро плавала в океане крови, чтобы завладеть силами обескровленных ею врагов. Он был королем пиратов, объединившим десятки систем только для того, чтобы натравить их друг на друга и посмотреть, кто выживет.
Век Раздора длился дольше, чем записано в человеческой истории. В те времена Гаргатулот прожил несколько жизней среди сражений, страданий и увечий. Он познал победы и поражения, торжество триумфа и горечь смерти. Каждое мгновение служило пищей для неутолимой жажды знаний, которая снедала всех слуг Тзинча.
Но мало-помалу Гаргатулот постигал истину. Он был ребенком, а Век Страданий — его игровой площадкой. Чем больше он понимал человечество, тем яснее постигал желание сил Хаоса. Каждая победа, достигнутая людьми в битвах, неизменно оборачивалась поражением. Каждая обретающая власть империя рано или поздно должна была пасть.