Серые ублюдки
Шрифт:
– Говорят, у нее целое состояние. Влияние при дворе. И сейчас она не просто потеряла сына. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
Шакал проигнорировал беспокойство капитана.
– Если бы он много значил для нее, его не сослали бы сюда.
Игнасио только фыркнул.
– Я не знаю, что он наделал, но изгнание в Уделье могло быть проявлением материнской любви и следствием ее денежного взноса, которое спасало его от казни. Маркизе может не понравиться, что она вырвала сына из рук палача только затем, чтобы он в первую же неделю погиб в Уделье.
Шакал
– И нас это волнует? Ни слухам, ни придворным в пустошах нет места.
– Бермудо волнует, – ответил Игнасио, наклоняясь вперед в кресле, чтобы привлечь внимание Шакала. – Эта басня, которую ты рассказал новым кавалеро, про то, что Гарсия напал на капитана и дезертировал, – она в его духе, поэтому никто в Гиспарте не стал бы его искать. Но лошадь вернулась. С территории кентавров. Куда, по твоим словам, он сбежал!
– Откуда даже тяжаки не выходят живыми, – проговорил Шакал.
– И уж тем более скаковой жеребец, выросший в конюшне какого-нибудь хлыща, – проворчал Ваятель. – Твоя история провалилась, Шак.
Игнасио цокнул языком.
– Бермудо вгрызся в тех новичков, чтобы рассказали правду. Пока они больше боятся тебя, чем его. Но сколько это может продолжаться?
Действительно, сколько? Игнасио до сих пор считал Шакала настоящим убийцей Гарсии. Значит, юные кавалеро в самом деле не рассказывали правду. Если бы хоть один из них проговорился, что его череп пронзила стрела женщины-полуорка, Игнасио немедленно бы понял, о ком речь, и передал вождю. И Ваятель отреагировал бы на эту весть совершенно иначе.
– Сама по себе лошадь ничего не доказывает, но не сомневайся, Шакал, если тело обнаружат и Бермудо сможет воспользоваться им в своих интересах, он это сделает.
– Например, сам заплатит, чтобы его отправили в Гиспарту, лишь бы развлечь маркизу моим повешением?
Игнасио криво усмехнулся Ваятелю.
– Ты же вроде говорил, что он дурак.
– Но это не значит, что он тупой, – ответил тот.
– Зачем до этого доводить? – спросил Шакал у вождя. – Вы же не станете отдавать одного из своих, чтобы умилостивить какую-то дворянку.
Глаза Ваятеля вспыхнули гневом.
– Когда Гиспарта приходит в мой удел и чего-то требует, я окунаю каждого хиляка лицом в грязь. Но лучше до этого не доводить. А если уж довели, то не нужно бояться виселицы, Шакал. Потому что я спалю в Горниле твою беспечную тушу.
Шакал думал об этом с того момента, когда вошел в комнату. Он повернулся к Игнасио.
– Ты можешь сделать, чтобы эти кавалеро и дальше молчали? Припугнуть их как-нибудь?
Игнасио хрипло рассмеялся, сочтя это забавным.
– Чтобы молчали и оставались живы? Видать, ты все-таки тупой. Мы с моими людьми подолгу в кастили не сидим. У нас есть свои обязанности. В патрули ходим, например. И доставляем плохие вести в копыта полуорков, которые мутят всякое дерьмо.
Шакала не волновали упреки этого усталого бесполезного человека. К тому же болтовня Игнасио о патрулях кое о чем ему напомнила.
– Бермудо приехал в бордель в то утро, потому что искал тебя, – сказал он. –
Игнасио раздраженно растянул губы.
– Чтобы сбагрить мне тех молокососов. Или ты думаешь, он показывал им, как тут все устроено? Нет. Такие удовольствия он скидывает на меня.
– Мы отклоняемся, – заметил вождь. – Капитан здесь не затем, чтобы устранять последствия, Шакал. Это сделаешь ты.
– Тогда я поскачу к Санчо и возьму след. Если тело Гарсии…
– Нет, – отрезал Ваятель. – Я уже послал Овса и ту сучку, за которую вы оба проголосовали, чтобы взять ее в копыто и потом творить с ней вот такое.
– Что вы хотите от меня?
– Иди в опоросный сарай.
Шакал едва не запротестовал, но все же сдержался. Что-то подсказало ему, что это уже не относилось к исправительным работам. Возможно, ледяной тон вождя или спокойствие Игнасио, а может, и мысль о том, что у копыта не было свиноматок, собирающихся вскоре родить. Как бы то ни было, от этого приказа ему стало не по себе.
Не сказав ни слова, Шакал покинул комнату. Проходя по коридору, он слышал, что обсуждение продолжилось – Игнасио заговорил об оплате услуг.
Опоросный сарай вопреки своему названию был внушительных размеров зданием, которое стояло под самой стеной в отдалении от хлевов и загонов для поросят. Шакал вошел в низкое длинное помещение. Как он и подозревал, опоросные станки были пусты. Он шагал в полумраке по центральному проходу, его ботинки бесшумно ступали по соломенной подстилке, разбросанной поверх щепок и опилок.
Свины были душой копыта, его силой. Без них патрулировать Уделье или вступать в бой с тяжаками было бы просто медленным самоубийством. Сюда переселяли свиноматок, готовых произвести на свет новое поколение варваров, и обеспечивали их покоем и заботой. Ваятель не позволял соплякам заходить в опоросный сарай, доверяя принимать поросят только Мелочнику и тем посвященным, которые помогали ему. У Шакала это дело получалось плохо – не хватало практики. В тот единственный раз, когда он попытался помочь, Мелочник его прогнал. Тогда Шакала сменил Овес, и вскоре к соскам своей изнеженной матери прижималось пятеро здоровых варварят.
С обеих сторон проход упирался в небольшую комнату. Шакал сомневался, что Ваятель отправил его сюда проверять запасы, поэтому двинулся направо – к двери, куда уводили несчастных свиноматок, если после неудачного опороса их уже нельзя было спасти.
Комната милосердия.
Он приоткрыл дверь, и до него донеслись сдавленные крики боли и паники. Сарай всегда содержался в чистоте, но сейчас Шакалу в ноздри ударил запах пота, мочи и страха. Он открыл дверь шире и увидел жуткий профиль Колпака. Бледный полукровка не повернулся к Шакалу, пристальным, немигающим взглядом глядя на стену за дверью. Его безволосая кожа имела цвет грязного белья, без единого оттенка серого или зеленого. Ублюдки гадали, не альбинос ли он, но у него не было той странной розоватости в глазах, как у тех, кто страдал таким недугом. Нет, в его глазах зияли пустые черные пропасти.