Серый смерч
Шрифт:
— Да, Владыка! — раздался рев воинов.
— Я благодарю вас за верность, народ мой! — поклонился им Хранитель Меча. — А теперь — идите и обсудите то, что я сказал.
Йаарх стоял и смотрел на медленно растекающуюся с площади толпу. Люди о чем-то говорили, спорили. О чем?
Повернувшись к своим кровным братьям и сестрам, Йаарх приказал:
— Идите отдыхать.
Они молча поклонились и исчезли в толпе.
Меч не решался вмешиваться. Мальчишка, на удивление, все делал правильно, после случившегося хралы будут боготворить его и подчинятся его приказам. И от некоторых
Йаарх повернулся к князю и уставился на него. Старик смутился. Он был восхищен Владыкой, так говорить и поступать мог только великий воин и Повелитель. Как долго они ждали его и как хорошо, что народ остается в надежных руках. Владыка не даст им распуститься.
— А теперь, Фархат, веди меня к тем девушкам, чьей смертью ты хотел заслужить мое прощение, — услышал князь холодный голос Владыки. — Знать бы еще, какой идиот надоумил тебя…
— Но ведь это был древнейший обряд принесения извинений народа Повелителю, обряд Восстановления Вассалитета… — робко попытался возразить князь.
— А кто тебе сказал, — язвительно поинтересовался Хранитель, — что я хочу подобного обряда? Да я бы простил и так, если бы ты удосужился объяснить мне, в чем дело. Знаешь ли ты, что я почувствовал, когда увидел, как они вспарывают себе животы?
— Нет, Владыка… — на лбу старика выступила испарина.
«Неужели я ошибся?..» — мелькнула заполошная мысль. Если так, ему нет места среди живых.
— И не вздумай кончать с собой, старик, — холодно бросил Владыка. — Я приказываю тебе руководить народом в мое отсутствие. А судьей тебе будет твоя собственная совесть. Теперь веди.
Старый воин, пошатываясь и хватая ртом воздух, повел Йаарха и его спутников через площадь в лес. Он шел, почти ничего не видя перед собой. Поделом ему! Надо было помнить, ведь в хрониках записано, что Повелитель Тени ненавидит рабство, а значит, не потребует ничего подобного. А он… Он от страха совершил непростимый грех перед своим народом, перед самим собой, и даже с честью умереть теперь не может. Владыка запретил…
Они прошли через весь поселок, затем с полчаса пробирались по узким лесным тропкам и вышли на дальнюю поляну. На ней разместилось лагерем несколько сотен молодых женщин. Большинство из них отдыхало, некоторые сидели у костров и что-то готовили. И какие же они все были разные… У Йаарха дух захватило от этой пестроты. Блондинки, брюнетки, беловолосые, шатенки, рыжие. Да и оттенки кожи варьировались от почти белого до абсолютно черного. Он вздохнул, подумав о том, что они перенесли из-за гнусного древнего обычая, и угрюмо спросил у князя:
— И сколько их участвовало в обряде?
— Тридцать три, — с непроницаемым лицом, не выдав своих истинных чувств, ответил Фархат.
Он снова поклонился Владыке. Хотя сердце старика рвалось на части, он, князь, не имел права выказать слабость. Фархат обернулся к женщинам, окружавшим их.
— Дочери племен народа хралов! — громыхнул над поляной его голос. — Владыка хочет с вами поговорить.
— А о чем? — ехидненько спросила подобравшаяся ближе всех смуглая красавица, с гривой слегка вьющихся черных волос. — О цвете требухи у каждой?
— Тьфу на тебя, Мелрия! — не выдержал
— Ничего, ничего… — улыбнулся Йаарх. — Но пришел я поговорить с вами отнюдь не об этом, красавица. Я пришел поблагодарить вас за верность своему народу. Надеюсь, вам больше не придется жертвовать жизнью и выносить такую боль.
— Было бы о чем беспокоиться! — отмахнулась Мелрия. — Боль! Подумаешь! Мы — воины.
Потом она опять с ехидцей ухмыльнулась и сладеньким голосочком спросила:
— А хоть интересно-то было?
Хранитель не смог сдержать улыбки. На эту вредную девчонку смотреть не улыбаясь было невозможно. Большие зеленые глаза так и лучились лукавством, пухлые губы обнажали в усмешке великолепные зубы, симпатичный нос вызывал желание его поцеловать. Она и секунды не могла устоять на месте. Как жаль, что ей пришлось испытать такую боль…
Он опять помрачнел и ответил:
— Неинтересно. Если бы я знал, что предстоит — не допустил бы этого.
— Ты даже этого не знал, Владыка… — с еще большим ехидством в голосе протянула черноволосая.
— Что я могу сделать для вас, девочки?.. — хриплым голосом спросил он, вспомнив лужи крови на пыльной земле.
— Дай слово выполнить одну нашу просьбу, Владыка, — с крайне хитрым видом сказала Мелрия. — Тебе ее выполнение не будет стоить ничего, кроме потерянного времени и совсем небольших усилий…
Она снова захихикала. Князь забеспокоился — девчонки, поняв, что из Владыки они сейчас могут веревки вить, явно что-то задумали. Вот только что, хотелось бы знать.
— Ну так как, Владыка? — спросила бессовестная девчонка.
— Хорошо, — улыбнулся Йаарх. — Я даю слово выполнить вашу просьбу, в чем бы она ни заключалась.
— Учти Владыка, ты дал слово! Теперь не отказывайся! — девчонка, казалось, сейчас лопнет от смеха.
По толпе туда-сюда забегали смешки. Женщины, стоящие впереди, явно смеялись. Йаарх с недоумением смотрел на них, а старый князь, понимая, что отчаянные девки затеяли какую-то пакость, не знал, что ему делать.
— Так чего же вы хотите, девочки? — все еще улыбаясь, спросил Хранитель.
— Совсем немногого! — заверила Мелрия, с хитринкой, искоса поглядывая на него. — Двадцать пять из нас этой ночью могут забеременеть. Мы все хотим забеременеть от тебя!
Она победно усмехнулась и заявила:
— И я первая!
Князь укоризненно покачал головой. Сумасшедшие девки! Двадцать пять на одного?! Кто же такое выдержит?.. Он вспомнил случай из своей молодости, когда его поймали возле женского лагеря, а потом насиловали, пока не потерял сознание. И его любимая невеста активно в этом участвовала, что, впрочем, было в порядке вещей. И почему он не подумал о подобном, прекрасно же знал, на что способны эти «милые девочки». Стать матерью ребенка Владыки — и всю оставшуюся жизнь быть в племени на особом положении? Какая откажется? Нет таких. И ничего уже поделать нельзя — Владыка дал слово. А слово Повелителя — закон. И прежде всего — для него самого. Князь глянул на мелькающие по толпе ехидные усмешки, послушал не менее ехидные реплики, посмотрел на ошеломленное лицо Хранителя и ухмыльнулся про себя.