Серый
Шрифт:
— Ты что, мать? Ты что? — с трудом выдавив из легких воздух, прохрипел Равин. Он узнал старуху, собиравшую подаяние на автобусной остановке.
Старуха неестественно, словно отражение в воде, заколыхалась, запрокинула голову назад и двинулась на него. Ее лицо закрывал, свешиваясь из-под рваных платков, кусок мешковины, и Владислав Львович понял, что лица просто нет.
Равин почувствовал, как волосы на голове встают дыбом, сделал шаг назад, провалился ногой в щель между половицами, дернулся, что было сил, и… И очутился в комнате сидящим на табурете.
— Выпейте. У нас будет серьезный разговор.
Равин ощутил в своей руке холодные грани стакана, не задумываясь, залпом опрокинул в себя коньяк. Почувствовал в другой руке яблоко, тут же быстро съел его, стараясь заглушить подкатившую к горлу терпкую волну от чрезмерной дозы. Передернул плечами, крякнул и с ненавистью посмотрел на Червякина.
— Послушайте, как вас там… Я понял, вы хороший иллюзионист, престидижитатор, гипнотизер — мне не важно, кто вы, но зачем вы решили на мне оттачивать свое мастерство? — Пьяная волна ударила Разину в голову. — Какого хрена ты, шарлатан эстрадный, здесь выпендриваешься?
Червякин, холодно улыбаясь, предостерегающе поднял руку:
— Выслушайте меня внимательно, Вы знаете, кто я, Надеюсь, больше не сомневаетесь?..
Равин вскочил с табуретки.
— Слушай, ты, дерьмо! На хрена ты тут меня пугаешь своими шизобредальными ужасами?! Ко мне сейчас девушка должна прийти. Выметайся из квартиры, козел! Выметайся, тебе говорят!!!
Что-то вцепилось Равину в брюки и потянуло назад, Равин оглянулся, Неизвестно откуда появившийся карлик, ощерившись в плотоядной улыбке, тянул его на кровать.
— Па-ашел ты! — замахнулся Равин на карлика. — Чу…
«Чучундра» хотел сказать Равин, но карлик в неуловимом прыжке метнулся ему на спину и впился зубами в шею.
— Максвел! — рявкнул Червякин. — Брысь на место! Не тронь человека, не время еще!
Карлик разжал руки, камнем упал со спины Владслава Львовича и растаял в воздухе.
Равин потрогал укушенное место.
— Ужас тихий, кошмар, — произнес он. Ему вновь, как и несколько минут назад, захотелось убежать из квартиры, неважно куда — главное, чтобы оказаться вне этих стен. Равин затравленно осмотрелся, прикидывая вариант бегства через балкон.
— Это не кошмар — кошмарики, — сказал Червякин. — Вы бы лучше сели, Владислав Львович. Я, честное слово, боюсь за вас. Я собираюсь вам показать нечто, от чего вы можете упасть и убиться здесь, на деревянном полу, а не только падая с балкона на асфальт тротуара. Сами понимаете, раньше времени мне вашей смерти никак не надо. Сядьте, сядьте. — Червякин перестал улыбаться.
Равин сел, у него вдруг появилась уверенность, что закончится этот разговор и с ним закончится вся эта чертовщина.
— Итак, Владислав Львович, в нашей дружеской беседе вы намекнули… — Червякин вздохнул. — …вы намекнули, что ждете в гости некую молодую особу?
— Да, жду, — с достоинством сказал Равин.
Червякин, ни слова не говоря, ткнул пальцем в свободный от ковра участок стены.
Стена исчезла, а
— Смотри, возмужалый дурак, смотри! Тебе молодой любви захотелось? — прогремел в самые уши голос Червякина.
Пары, расступаясь, словно на них наезжала кинокамера, отодвигались на боковые планы…
У Владислава Львовича поплыло в глазах.
— Ты сволочь, Червякин, — прохрипел он. На его глазах Светлана взасос целовалась с молодым парнем, а тот сколько было силы сжимал ее в объятиях. — Ты — сволочь, — опять прохрипел Равин, не в силах оторвать взгляда от видения на стене. — Я не знаю, кто ты — ответственный секретарь ли, дьявол ли, но то, что ты самая распоследняя сволочь — это мне ясно. — Какая-то струна-нерв лопнула у Владислава Львовича в душе.
— Нет ничего кошмарнее смерти последней надежды на счастье, не правда ли, Владислав Львович? — донесся до него голос Червякина. — Человек надеялся, надеялся; теплился в душе маленький огонек, еще немного — и вспыхнет большой костер. Но тут появляется некто и пошло заливает огонь ведром воды. Из меня плохой поэт, но в аллегории я всегда представлял себе эту процедуру именно так.
Равин убрал руки от лица и поднял глаза на Червякина. В кресле опять сидел Мефистофель, Владислав Львович не удивился, а просто спросил;
— Зачем ты пришел ко мне?
— Я пришел по твою душу, — ответил Мефистофель.
Владислав Львович улыбнулся мертвой улыбкой. Встал, подошел к кровати, постоял секунду.
— Этот гад там? — спросил он, не оборачиваясь, указывая пальцем под кровать.
— Где ж ему быть?
Равин подпрыгнул и всем своим весом, так, чтобы пружины матраца достали пола, опустился на кровать.
Под кроватью яростно залязгало и защелкало, раздался похожий на орлиный клекот звук.
Равин с холодной усмешкой вытянулся, заложил руки за голову и очень тихо сказал:
— Ты, Червякин, не дьявол, ты обыкновенный глупец с козлиными копытами. У меня больше нет души, ты убил ее. Можешь проваливать на все четыре стороны, дубина.
— Дьявола в помощь призывал? Вот и дождался! Гореть тебе в геене огненной! — послышалось зловещее шамканье из прихожей.
— А ты вообще заткнись, — лениво сказал Равин, глядя в потолок. — Лучше бы деньги вернула, побирушка.
Зазвенела рассыпаемая по полу мелочь. Равин повернул голову. От двери в прихожую через комнату к нему катились, выстроившись по номиналу, несколько монеток. Впереди двадцатник, за ним пятак, следом несколько двушек и копейка. Монетки подкатились к кровати, покружились и свалились в кучу.
Равин сплюнул.
— Идиотка!
Монетки поднялись на ребро и прежним порядком укатились в прихожую.
Мефистофель захохотал.
Равин равнодушно уставился в потолок.
Мефистофель, отсмеявшись, превратился в Червякина и завозился, устраиваясь в кресле поудобнее.