Съешь меня
Шрифт:
— Хорошо, — сказала она наконец. — Но недалеко. Вокруг здания.
— Вокруг здания, — согласился он, пытаясь не показывать охватившее его волнение. Он взял её за руку — она не обратила внимания на его костлявые пальцы — и осторожно повёл её сквозь толпу. Она была почти невесомой, как высохшая веточка, и ему казалось, что даже он, несмотря на свои высохшие мышцы, смог бы подхватить её и поднять в воздух.
Выйдя на улицу, они отошли от шумного «Могильника». Порывы ветра становились всё сильнее, и вскоре им пришлось держаться друг за друга, чтобы их не сбило с ног.
— Будет буря, — сказала Бренда,
Бренда мало говорила, но хорошо умела слушать. Джим рассказал ей о себе, о бывшей работе, о том, как он мечтал когда-нибудь открыть собственную фирму. Он рассказал ей о том, как однажды в молодости ездил на озеро Мичиган, и какая была в нём вода. Он рассказал ей о том, как гулял по парку и запомнил счастливый смех и запах цветов.
— Мне не хватает того, что было раньше, — сказал он, не успев вовремя остановиться: в Мире Мёртвых такие сожаления, озвученные вслух, были преступлением, за которое полагалось наказание. — Мне не хватает красоты, — продолжал он. — Мне не хватает… любви.
Она взяла его за руку, кость коснулась кости, и сказала:
— Здесь я живу.
Простой каменный дом, многие из окон в котором были выбиты ветром. Джим не осмелился бы попросить Бренду пройти внутрь, он был уже готов к тому, что они попрощаются здесь, возле ступенек, и он повернёт обратно. Но Бренда не отпускала его руку, и теперь уже она вела его вверх по тем самым ступенькам сквозь дверь с выбитым стеклом.
Она жила на четвёртом этаже, и её квартира была даже меньше, чем квартира Джима. Стены были мрачные, тёмно-серые, но, как только зажёгся свет, Джим увидел настоящее сокровище — горшки с цветами, которыми была уставлена вся комната, они стояли даже на пожарной лестнице.
— Они сделаны из шёлка, — объяснила Бренда, хотя он ещё не успел задать этот вопрос. — Но выглядят как настоящие, правда?
— Они… прекрасны. — На столе он увидел стереосистему с колонками и коллекцию дисков. Он присел рядом — колени его при этом хрустнули — и начал изучать её музыкальные пристрастия. И снова его ждало потрясение: среди записей были: Бетховен, Шопен, Моцарт, Вивальди, Штраус… И да, даже Брамс. «О!» — воскликнул он, не в силах сказать что-либо ещё.
— Большую часть из них я нашла, — сказала она. — Хочешь послушать что-нибудь?
— Да, если можно.
Она поставила Шопена, и, словно вторя аккордам фортепиано, за окном взвыл ветер, отчего в окнах задрожали стёкла.
И теперь она начала рассказывать о себе. Раньше она работала секретарём на фабрике за рекой. Она никогда не была замужем, хотя когда-то была обручена. У неё было хобби: делать цветы из шёлка, и она занималась этим, когда могла найти материалы. Больше всего она скучала по мороженому, так она сказала. И ещё ей не хватало лета: что случилось с летом, почему больше нет такого лета, как раньше? Теперь все дни и ночи сливались в одну серую массу и ничем не отличались друг от друга. Кроме бурь, конечно, и бури эти представляли
Когда закончилась третья пластинка, они сидели на диванчике, бок о бок. Ветер на улице всё усиливался, дождь то начинал капать, то прекращался, но ветер не стихал, и в небе по-прежнему сверкали молнии.
— Мне нравится разговаривать с тобой, — сказала она. — У меня такое чувство… будто я знаю тебя давным-давно.
— Мне тоже так кажется. Я рад, что пришёл сегодня в тот бар. — Он посмотрел в окно и прислушался к завываниям ветра. — Не представляю, как доберусь домой.
— Тебе не обязательно идти домой, — очень тихо проговорила Бренда. — Я бы хотела, чтобы ты остался.
Не веря своим ушам, он смотрел на неё. Шея у него ужасно чесалась, этот зуд распространялся на плечи и руки, но он не мог пошевелиться.
— Я не хочу опять оставаться одна, — продолжала она. — Я всегда одна. Понимаешь, мне просто… не хватает прикосновений. Это плохо?
— Нет. Не думаю.
Она наклонилась к нему, почти касаясь губами его губ, в её глазах читалась мольба.
— Съешь меня, — прошептала она.
Джим сидел, не шевелясь. «Съешь меня». Единственный доступный способ получить удовольствие в Мире Мёртвых. Он тоже жаждал этого.
— Съешь меня, — прошептал он ей в ответ и начал расстёгивать пуговицы на её свитере.
Её обнажённое тело было покрыто трупными пятнами, груди провалились и обвисли. Его кожа была жёлтой и измождённой, а между ног висел серый, более бесполезный кусок плоти. Она наклонилась к нему, он опустился возле неё на колени; она повторяла: «Съешь меня, съешь!», пока он ласкал языком её холодную кожу; затем заработали зубы: он откусил от неё первый кусок. Она вздрогнула и застонала, подняла голову и провела языком по его руке; впившись в его руку зубами, она оторвала от неё кусок плоти, его будто ударило током, и по телу разлилась волна экстаза.
Их тела переплелись и то и дело вздрагивали, зубы работали над руками, ногами, горлом, грудью, лицами друг друга. Всё быстрее и быстрее, под завывания ветра и музыку Бетховена; на ковёр падали куски мяса, они тут же поднимали их и поглощали. Джим чувствовал, как его тело уменьшается, как он превращается из одного существа в два; чувства так переполняли его, что, если бы у него оставались слёзы, он бы заплакал от счастья. Это была любовь, а он был любящим существом, которое отдавало себя без остатка.
Зубы Бренды сомкнулись на шее Джима, разрывая иссохшую кожу. Джим объедал остатки её пальцев, и она прикрыла глаза от наслаждения; внезапно она ощутила нечто новое: чувство покалывания на губах. Из раны на шее Джима посыпались маленькие жёлтые жуки, как золотые монеты из мешочка, и зуд тут же утих. Вскрикнув, Джим зарылся лицом в разорванную брюшную полость Бренды.
Тесно переплетённые тела, куски плоти, постепенно исчезающие в раздувшихся желудках. Бренда откусила, прожевала и проглотила его ухо; повинуясь новому импульсу страсти, Джим впился зубами в её губы, которые по вкусу действительно напоминали слегка перезревший персик, и провёл языком по ряду её зубов. Слившись в страстном поцелуе, они откусывали друг у друга куски языков. Джим отстранился и опустился к её бёдрам. Он продолжал поедать её, а она кричала, схватив его за плечи.